Ветлужские зарисовки. Крутые плесы — птичьи места
В один из ходовых дней нашли мы удивительную песчаную бухту. Окружавшие ее песчаные «берега» были так высоки, а вход столь узок и неприметен, что странно, как вообще мы ее обнаружили. Но мы обнаружили, и удовлетворенно отметили, что в ней не только наши три байдарки поместились, но с успехом еще с десяток лодок без проблем могла бы принять бухта. Кажется, мы ее даже назвали пиратской.
Не осмотреть место было бы совершенно неправильно. Но мы быстро убедились, что ходить по песку нужно очень осторожно: то на птенца набредешь, который ракушкой пытается притвориться, то кладку яиц, совсем уж трудноразличимую можно встретить.
Как человек, далекий от орнитологии, не устаю удивляться тому, что чайки оставляют кладки на таких видных местах, но, может быть, по этим плесам никто, кроме нас, и не бродил никогда. К тому же вот случилось такое умеренное лето, а яйца, по-видимому, высиживаются при температуре около 35 градусов. И как только удается птицам справляться с этой проблемой: песок, хотя и нагревается быстро, но так же быстро и остывает? Посочувствовали мы птицам и дальше поплыли.
Место стоянки в этот день мы нашли на левом относительно высоком берегу. Аккуратный песчаный выход к реке был и хотя понадобились некоторые усилия, чтобы поднять наверх байдарки, зато там было замечательно. Небольшая роща старых деревьев состояла из нескольких уютных и просторных полян, поэтому некоторое время мы бродили по ним с комментариями: «А вот здесь-то как здорово!», «А здесь – посмотрите только!». Но, в конце концов, место было выбрано. И еще за рощей был луг, а на нем — море цветов: достаточно высокие белые соцветия свечой. Цветов было так много, что, казалось, будто их здесь культивируют. Каждый цветок жужжал деловитыми пчелами, аромат был такой густой и приятный, что не хотелось уходить с этого луга, впрочем, запах цветов чувствовался и на нашем месте у реки.
На другом берегу реки был очень примечательный высокий плес. Высокие плесы на Ветлуге нам уже встречались, но этот был явным фаворитом среди них. Все объяснялось тем, что река в этом месте делала крутой поворот, огибая песчаный плес, он (плес), видимо, этим пользовался и накапливал постепенно гору песка, отвоевывая пространство у реки. У самой воды была узкая, шириной около метра, ровная полоска песка, затем следовал крутой песчаный подъем метров в пять, преодолеть который оказалось не так-то просто, зато наверху нашлось огромное и абсолютное ровное песчаное пространство. Этого широкого и протяженного пространства было так много, что на всех тут же нападал азарт его освоения. Дети соазу же начали делить этот бесконечный плес на какие-то свои функционально-игровые единицы…
Но птичьи катаклизмы продолжались и здесь…
Не удивительно, что, если рядом вода, то дети крутятся преимущественно на ее берегу. В этот раз все четверо затеялись рыбачить. Когда вдруг какие-то всхлипы раздались, я, естественно, тут же к ним спустился. Девчонки не сдерживали своих слез, а Костя с Васей были угрюмы и сосредоточены. Оказалось, что, когда кто-то из них забрасывал удочку с червем на крючке, трясогузка этого червя перехватила прямо в воздухе. Кто рыбачит, тот прекрасно представляет себе процедуру освобождения крючка из рыбы. Но освобождать птицу, попавшуюся на крючок, совсем другая история. Костя осторожно держал птичку (а он умеет держать всякую живность – она успокаивается в его руках), ну, а хирургическую часть взял на себя Вася. Катя с Нютой выражали свое полнейшее сочувствие, как трясогузке, так и ребятам. Мальчишкам все же удалось освободить птичку, и она, получившая пусть негативный, но такой полезный опыт, достаточно бодро упорхнула восвояси.
Однако птичьи драмы не закончились.
На дневке мы с Галиной спустили байдарку и отправились то ли места окрестные осматривать, то ли порыбачить на старице, которая начиналась в километре от нашей стоянки. Мы успели довольно далеко углубиться в старицу, когда слева на песчаном (правда, песок был какого-то темного цвета) берегу, совсем рядом, начался птичий гвалт. Просто возмутительно: прилетела ворона, согнала чайку с ее кладки яиц и преспокойно приступила к их поеданию. Чайка крутилась рядом. Кричала и пыталась ворону прогнать. Естественно, что и мы, присоединились к ее крикам в надежде прогнать воровку. Ворона, птица, кстати, сказать, очень умная, прекрасно оценила нашу невозможность ей помешать, и попросту проигнорировала наши крики. Я подогнал байдарку к этому песчаному берегу и выскочил из нее в уверенности, что сейчас уж достану негодницу… и провалился, поскольку в негодовании не сообразил, что песок-то на берегу в изрядной степени был перемешан с илом. Провалился настолько глубоко, что с большим трудом выбрался обратно… Ворона вообще не обратила на меня никакого внимания! А вот чайка куда-то исчезла… но вскоре вернулась, и не одна! Добрая дюжина чаек прилетела вместе с ней. И все они накинулись на ворону. Конечно, ворона была неправа, но мы с удивлением наблюдали за тем, что чайки делали с вороной. Сначала ворона вовсю каркала, но быстро почувствовала, что дело плохо, и стала вырываться из их круга. Я не помню, чтобы когда-то наблюдал такую птичью озлобленность, как в этот раз у чаек. Речь не шла о том, чтобы прогнать ворону – чайкам это не было нужно, им нужно было расправиться с ней, не дать уйти вороне с данного места. Мы молча наблюдали расправу, и мне показалось, что я уже больше не сочувствую чайкам – настолько остервенелыми они выглядели. Но вороне все-таки удалось вырваться, и она стала уходить, сопровождаемая постепенно уменьшающимся эскортом чаек…
Действительно, это были птичьи места.
А утром на другом берегу реки лег туман…
