Монастыри на Шудельке

Я напомню, что данная публикация естественным образом тяготеет к циклу предыдущих статей: «Вокруг Миасса», «Шамары», «Шуделька», «Афонины от Феопента». Эти публикации связаны между собой фамилией «Афонины», берущей свое начало в старообрядческой подмосковной деревни Костино. Но несколько неожиданно для нас самих мы перешли от судьбы матушки Оливии и к истории некоторых старообрядческих женских обителей Урала и Сибири.
И вот в связи с этим у нас на руках оказалась статья Людмилы Николаевны Приль, присланная автором из Томска. Она публикуется здесь без изменений. Поскольку в заглавие ее вынесена история миасской общины, то мы позволим себе предварить статью групповой фотографией насельниц миасского Никольского монастыря

monast_shudelka.jpg

Источник

Л.Н. ПРИЛЬ
После ликвидации Никольского монастыря:
история миасской женской общины в Нарымском крае

Известно, что старообрядцы всегда бережно относились к своей истории, к сохранению имен и деяний тех, кто принял страдания за веру. Все по-другому сложилось в ХХ в. Наши современники пытаются по крохам собрать сведения о жизни старообрядческих епископов Андриана (Бердышева), Арсения (Давыдова), Амфилохия (Журавлева), Иоанникия (Иванова), Тихона (Сухова), в годы советской власти возглавлявших урало-сибирские епархии. Земной путь большинства из них оборвался в 30-е гг. ХХ века. Репрессии против верующих привели к тому, что огромное число рядовых старообрядцев и священноиерархов, пострадавших за веру, до сих пор остаются безымянными, а последние годы их жизни, часто проведенные в лагерях и ссылке, остаются безвестными. У этих людей есть право на имя, но сегодня история написана без их имен.

Тема гонений на верующих интересует не только старообрядцев и историков России. На одном из американских сайтов размещена электронная версия словаря «Старообрядчество», вышедшего в Москве в 1996 г., где собраны биографии не только видных деятелей старообрядчества XVII-XIX вв., но и краткие сведения о епископах ХХ в. Американский совет научных сообществ (ACLS) поддержал проект по изучению жизни одного из них, епископа Уральско-Оренбургского, а позже Пермь-Свердловского Амфилохия (Журавлев, 1873-1937), оказавшегося ключевой фигурой во многих событиях 1920-1930-х гг. на Урале и в Сибири. В ходе работы над этим проектом в томских архивах обнаружены новые источники по истории урало-сибирского старообрядчества. Они содержат неизвестные ранее факты об истории старообрядчества ХХ в., в том числе о том, как в 1918 г. при помощи епископа Антония (Паромова) в Нарымском крае появилась небольшая женская монашеская община, а потом, уже после его смерти, к ним перебрались монахини еще двух закрытых монастырей, в том числе монахини миасского Никольского монастыря.
В советские годы процесс ликвидации монастырей, как оплота альтернативной идеологии, начался вскоре после установления советской власти. С 1917 г. в течение полутора десятилетий на Урале и в Сибири были закрыты обители старообрядцев белокриницкого согласия, в их числе — шамарский, миасский, ишимский, черемшанский, уральский, семипалатинский, томский и другие женские монастыри.
Бывшие насельницы обителей с трудом адаптировались к новой жизни. Они пытались жить небольшими общинами в новых условиях: группами входили в колхозы, но вскоре, ознакомившись с колхозным уставом, выходили из них. Одним из способов приспособиться к ситуации стала попытка уехать в укромные места в надежде жить по-старому. Наверное, такие процессы шли повсеместно, но пока подтверждений этому обнаружено мало. Документы об истории общин трех женских урало-сибирских старообрядческих монастырей (шамарского, миасского и томского) в Нарымском крае на р. Шудельке выявлены в архиве УФСБ России по Томской области.
В материалах архивно-следственного дела используется только термин «монастыри» («Шудельский монастырь», «монастырь Андреевой» и «монастырь Шмагриной». Собственно монастырем можно назвать только самый крупный из них, монастырь возле поселка Шуделька, в котором было 4 хозяйства, 29 монахинь и послушниц бывшего шамарского монастыря; руководили ими игуменья и священник. Два других «монастыря» были небольшими монашескими общинами. Так, «монастырь Шмагриной» (томский) состоял из четырех монахинь и священника, «монастырь Андреевой» (миасский) из девяти монахинь, которые ждали приезда новой игуменьи. Поскольку все три монашеских общины образовались с учетом принадлежности к своим прежним обителям, их можно назвать филиациями, т.е. дочерними отделениями своих прежних монастырей. Сами монахини считали, что они живут семьями.
Как сказано, материалы дела содержат большое количество неизвестных ранее фактов по истории урало-сибирского старообрядчества. Отличительные особенности этого дела связаны с двумя факторами. Во-первых, благодаря тому, что в деле сохранилась часть изъятой переписки монахинь и священников со своими одноверцами. Во-вторых, на начальном этапе следствия (с конца марта до конца мая 1933 г.) арестованные отвечали на вопросы о том, кто был организатором монастыря; когда и при каких обстоятельствах он был создан; при каких обстоятельствах человек попал в монастырь; сколько раз и зачем приезжали епископы Пермско-Уральской епархии Амфилохий и Томско-Алтайской епархии Тихон; кто из местных жителей помогал монастырям и кто бывал на службах; кратко рассказывали свою биографию.
Ключевые фигуры (епископ Амфилохий, священники, игуменья, монахини) на допросах очень кратко, строго дозируя информацию, излагали историю появления монашеских общин в Сибири, чтобы не было повода оценить их деятельность как контрреволюционную. Естественно, что арестованные не касались тех сторон существования монашеских общин («семей») в Нарымском крае, которые составляли самую суть их жизни. Никто из них не стремился рассказать о себе всю правду или же вообще все, что он знал. Поэтому материалы архивно-следственного дела было бы желательно дополнить и перепроверить другими источниками. Несмотря на это, выявленные документы пока являются единственными, содержащими информацию о компактном существовании на территории одного сельсовета трех филиаций женских урало-сибирских монастырей – шамарского Успенского, миасского Никольского и томского Покровского.

Позже, на втором этапе, следствие стало более агрессивным, появились вопросы «Вы признаете, что вы состояли в контрреволюционной организации?», «Вы руководили контрреволюционной организацией?», «От кого вы получали установки?» и т.п. Неоднократно арестованные отказывались давать показания по этим вопросам.
Общины бывших женских монастырей появлялись в Сибири в той же последовательности, в какой закрывались сами монастыри. Первым в 1918 г. был ликвидирован шамарский Успенский монастырь, монахини которого появились в Нарымском крае в 1919 г. Следующим был закрыт в 1924 г. миасский Никольский монастырь, самостоятельная община которого на Шудельке оформилась в 1929 г. В 1930-1931 гг. закрылся томский Покровский монастырь, и в 1931-1932 гг. его монахини переехали на р. Тайжо, приток р. Шудельки.

Чтобы читатели могли себе представить место действия, скажем, что бассейн небольшой р. Шудельки находится в междуречьи рр. Васюган и Парабель, левых притоков р. Обь. Река Шуделька имеет два притока: левый, р. Коршан и правый, р. Тайжо. Бассейн Шудельки входил в состав Инкинского сельсовета Колпашевского района Западно-Сибирского края. Самая крупная, шамарская община, жила в поселках Шуделька и Коршан, а в Тайжо осели две небольшие семьи, миасская и томская. Таежные поселки были крохотными, чаще всего они состояли из несколько соседних заимок с небольшим числом жителей. В бассейнах рр. Васюган, Парабель, Шуделька проживали старообрядцы нескольких согласий, как белокриницкие, так и беспоповцы радикальных направлений («непишущиеся»). В настоящее время на р.Шудельке сохраняется единственный крупный поселок, Инкино, расположенный в устье реки.

Шамарская филиация. В к. XIX – начале ХХ вв. территорией Урала и Сибири управлял епископ Пермско-Тобольский Антоний (Поромов), деятельность которого часто упоминается в связи с созданием старообрядческих обителей. Женский Успенский монастырь близ станции Шамары был основан в к. XIX в. епископом Антонием неподалеку от мужского Вознесенского, являвшегося резиденцией владыки. В 1918 г. женский монастырь был разорен. Еще когда шамарская обитель существовала, владыка успел принять меры к перемещению части насельниц в Сибирь. В конце мая 1918 г. он в Нарымском крае, благодаря содействию приходского священника отца Иоасафа (Коновалова), купил землю на р. Нюрсе у местного крестьянина Макара Юркова. В архивно-следственном деле сохранились оба экземпляра купчей на землю, один из которых написан карандашом на гербовой бумаге. «Для женской обители матери Серафиме ценой за пятьсот рублей» владыка приобрел две усадьбы, шесть десятин земли и покосы. В момент сделки на Нюрсе уже проживали три монахини шамарского монастыря, после покупки земли к ним присоединились, приняв постриг, две местные жительницы – Пелагея Юркова, дочь бывшего владельца заимки Макара Юркова, и Домна Вершинина.
На следующий год (1919 г.) к ним приехало еще пять монахинь шамарского монастыря – Ливия (О. Афонина), Агния (А. Иванова), Нина и Галина (Н. и Г. Подкины) и Зырянова (имя этой инокини не упоминается). Но на Нюрсе разработка земли оказалась очень трудной, и монахини решили место переменить и через год переехали на жительство в Колпашевский район, Инкинский сельсовет на речку Шудельку. Около пяти лет монахини жили на Шудельке всемером, поддерживая переписку со своими знакомыми и родственниками. Узнав из писем о том, что шамарские сестры «в Сибири живут по-старому», к ним стали приезжать монахини других монастырей. К 1925 году в двух избушках на р. Шудельке в нарымской тайге проживало около пятнадцати насельниц.

В это время старообрядческий приход на р. Нюрсе и Шудельке остался без священника – отец Иоасаф (Коновалов) был отправлен в ссылку. Оставшись без батюшки, прихожане обратились к отцу Леониду (Мякшину), последнему священнику женского шамарского монастыря, с просьбой принять приход. И священник, в тот момент также не знавший «куда головы приклонить», согласился приехать на Шудельку, тем более, что он был знаком с Сибирью со времен своего иночества в томском мужском Успенском монастыре. Вместе со священником на Шудельку в 1925 г. приехали еще три шамарские монахини.
Внешний вид монастырских построек ничем не отличался от обычных крестьянских изб. Когда в шамарской филиации было около пятнадцати насельниц, они жили в двух простых крестьянских избах. Отец Леонид жил на «вышке» – так в Сибири называют чердак. В небольших избушках проживало 5–7 инокинь. В среднем такое количество жильцов приходилось на любой крестьянский дом, но о монастырской уединенности говорить в данном случае не приходится.
Первый случай отселения инокинь от основной части шамарской общины произошел в 1928 г. Эта ситуация описана в исповедном тексте отца Леонида, сохранившемся в деле вместе с другими его черновиками. Он болезненно переживал необходимость выделения из монастыря отдельных хозяйств – это было нарушением монастырского общежительного устава. Ходил просить совета к старцу Михаилу, который тоже считал, что в монастыре «по соседству» не живут. В письме своим инокиням отец Леонид написал: «Того ради и старец Михаил не дал совета в соседстве жить, но только два выхода решал: то ли соттися во едино хозяйство, [либо] уехать с глаз, – по иному писанию, «бегати подобает места того, в нем же согрешил еси».
В дальнейшем отдельное ведение хозяйства стало практиковаться как норма, диктуемая временем. К 1933 г. шамарских монахинь на Шудельке было уже 25 человек, а сам шудельский монастырь был разделен на четыре хозяйства. По словам инокинь, сделали это потому, чтобы хозяйства не так были видны в списках сельсовета. Все хозяйства в списке сельсовета числились бедняцкими. Когда население монастыря увеличилось настолько, что «стало жить опасно от властей», было решено перевести часть монастыря на речку Коршан в 40 километрах от Шудельки. Четыре монахини в 1932 г. перешли жить на новое место, а летом 1933 г. на Коршан из Шудельки должны были перебраться все монахини, но этому помешали трагические обстоятельства.

Игуменьей шамарской филиации более десяти лет была Акинфа (А. Черемухина), затем в 1929-1930 гг. ее сменила Ливия (Оливия, Левия), а престарелая Акинфа осталась жить в обители.

Некоторые уральские монахини сразу селились отдельно от основной части общины. Жили отдельно Фавста (Х.И. Денежкина) и Анатолия (А.П. Рожкова). Их путь на Шудельку оказался долгим – после закрытия шамарской обители обе инокини прожили несколько лет в черемшанском монастыре; затем, с 1927 вплоть до начала 1932 г., в затомской тайге, вблизи двух обителей: Покровского монастыря и бывшего Ново-Архангельского скита с кельей епископа Амфилохия. Фавста и Анатолия приехали на Шудельку ранней весной 1932 г., по последнему зимнему пути. Прожив с шамарской общиной около месяца, две инокини ушли на р. Коршан, где на небольшом притоке, р. Ельцовка, летом 1932 г. построили свою избушку. Строить помогал монах-отшельник Нифонт (Н. Блинов), бывший эконом томского Ново-Архангельского скита.

Миасский Никольский монастырь возник в середине XIX в. Это была одна из значительных женских старообрядческих обителей Урала с числом монахинь от 30 до 50. В сентябре 1918 г. по дороге из Нарымского края на Урал здесь умер и был похоронен епископ Антоний (Поромов). Монастырь был закрыт («описан») в 1924 г. Как пишут историки, после этого около 60 (?) насельниц отправились в Сибирь, но попытка основать новую обитель оказалась безуспешной, и они вернулись, укрепив местную общину.

Томские материалы подробнее рассказывают о попытках обосноваться в Сибири. После закрытия монастыря инокини осели в окрестностях Миасса. Одни поселились в крестьянских семьях, другие мелкими группами по 2-3 человека пытались вести хозяйство самостоятельно. Первые две миасских монахини, Таисия (Т.М. Андреева) и Олимпиада Королева приехали на Шудельку вскоре после ликвидации монастыря и жили вместе с шамарской общиной. Когда на Шудельку приехали и другие миасские монахини, тогда вся миасская «семья» перебралась в поселок Тайжо-Муготка.
По словам Евграфы (Вараксиной), миасскими сестрами руководила, т.е. была «за старшую», хотя не являлась игуменьей, Таисия (Т.М. Андреева). В 1933 г. в момент ареста ей был 71 год. О переезде в Сибирь она рассказала таким образом: «Живя в Миассе, мы пользовались слухами от проезжающих людей, что где-то в Сибири жизнь хорошая, пашни и покосы близко, и земля родит хлеб хороший, ну мы и вздумали поехать. В 1929 году я вместе с бывшими монашками миасского женского монастыря Сабуровой, Королевой, Королевой второй и Вараксиной поехали в Сибирь прямо на пос. Шудельку в шудельский женский монастырь».
Прожив с марта по декабрь 1929 г. (либо 1930 г.) на Шудельке и работая на земле шудельского монастыря, миасская община заготавливала сено уже на Тайжо. Немного позже к ним приехали еще две бывшие миасские насельницы, Т.Н. Корчагина и Агафоклея (А. Фадеева). Первая с шестилетнего возраста была послушницей сначала черемшанского, а затем миасского монастырей; вторая, Агафоклея, по сообщениям местных нарымских крестьян, была уставщицей. Именно с их появлением начался переезд миасской общины на Тайжо. По словам Агафоклеи, заимку они купили «у непишущего[ся] секты «самокрест» Кустова Родиона «за четыре книги священного писания». Община окончательно перебралась жить на Тайжо по первому санному пути. Возможно, тяготение к этому поселку объясняется тем, что там вместе с мужем жила бывшая послушница Никольского монастыря Маримьяна Наймушина (в девичестве Рубцова). Бездетные набожные супруги Наймушины постоянно помогали миасским и томским сестрам, проживавшим в Тайжо; приглашали монастырских священников домой для больной матери; организовывали в своем доме праздничные службы для верующих поселка. Филипп Наймушин помогал монахиням возводить постройки, молол хлеб, давал лен.

Причину автономного существования миасской общины Таисия (Андреева) объяснила так: «В шудельском женском монастыре мы жить не захотели, во-первых, потому что мы не с одного монастыря, во-вторых, что тогда была нас большая семья». И в дальнейшем монастыри продолжали жить автономно, «своими семьями». Насельницы понимали, что местные власти были против существования монастырей на их территории. Послушница Т. Корчагина сказала: «Сюда мы приехали не с целью, чтобы организовать монастыри или обители, а просто жить хозяйствами человек по 5 в каждом».

Те, кто мог вести хозяйство самостоятельно, уже в 1932 г. селились отдельно. Наставница Таисия (Андреева) сказала, что «жили они отдельно, потому что мы не хотели жить семьей, так как на большую семью нужно разрабатывать много земли, которую разрабатывать очень трудно, и еще, если жить маленькой семьей, то со стороны меньше будет разговоров». Поэтому неподалеку от «монастыря Андреевой» пустующую избушку заняли Емелия (Е.Рубцова) и Августа (А.М.Рубцова). Эти две монахини приходились друг другу свойственницами (по умершему мужу одной из них). Августа (А.М. Рязанова) в свое время была монахиней миасского монастыря и состояла в переписке с Таисией. Как все приезжавшие, она провела несколько дней на Шудельке в шамарской общине, затем выехала на Тайжо.
Вторая монахиня, Емелия (Рубцова), родная сестра Маримьяны Наймушиной, не имела опыта жизни в обители. Овдовев, она несколько лет прожила в деревне, затем приняла постриг, но продолжала жить «в миру». В Сибирь переехала вместе со знакомой монахиней (Гилевой). После смерти напарницы жила в Томске в домработницах у известного физика, основателя Сибирского физико-технического института профессора В.Д. Кузнецова, имевшего старообрядческие корни; затем переехала на Тайжо к своей родной сестре, Маримьяне Наймушиной, где и встретилась с Августой (Рязановой).

Переписка небольшой миасской общины с другими монахинями «старого гнезда» велась регулярно, многие, по словам Таисии и Тамары (Сабуровой), стремились переселиться в Сибирь: «Живя на пос. Тайжо, мы имели письменную связь с бывшими монашками женского монастыря в Миассе, и некоторые из них начали к нам приезжать». Накануне ареста приехали еще две бывших миасских монахини «Попова и Горяева, которые остановились жить временно у нас. Таким образом, нас собралось 9 человек». Максимила (Попова) привезла вещи Козловой Фатиньи, которая собиралась приехать в Тайжо в качестве игуменьи.
«Монастырь Андреевой» представлял собой избу, состоящую из двух половин, жилой части и моленной, в которой было «икон разных 18 штук, книг священного писания – 78 штук и разные принадлежности к совершению моления».
Монахини миасского монастыря на Тайжо не уклонялись от уплаты налогов, все документы были оформлены на Таисию (Андрееву) и община регулярно выплачивала налоги.

Томский Покровский монастырь создан епископом Пермско-Тобольским Антонием в 1889 г. из двух женских скитов. Он располагался в тайге, в 100 км от губернского Томска, в местности, где издавна существовали старообрядческие монастыри, скиты и кельи. В самом известном Михаило-Архангельском монастыре некоторое время располагалась епископская резиденция. В отдалении от женского находился мужской Успенский монастырь и кельи отшельников. В советское время женская обитель была небольшой, по переписи 1920 г. в ней проживала 21 монахиня; перепись 1926 г. сообщает о 14 насельницах монастыря. К этому времени другие урало-сибирские монастыри уже были закрыты. В этой ситуации возрастала привлекательность Покровского монастыря, как тихого места, где монастырь еще действовал, и в 40 км от него, в Ново-Архангельском скиту, жил Амфилохий (Журавлев), епископ-пустынник.

Монахини урало-сибирских монастырей пытались укрыться не только на Шудельке. Одним из таких мест стал Ново-Архангельский скит в затомской тайге, поблизости от Покровского монастыря. В документах архива митрополии РПСЦ, опубликованных В. Боченковым, имеется информация о передаче места и построек опустевшего мужского Ново-Архангельского скита для размещения восьми монахинь, приехавших вместе с матушкой Еликонидой (Е.Е. Рубцова?) из-под Златоуста. С 1927 по 1931 гг. эти женщины жили в скиту, а сам Амфилохий жил в своей келье в полутора км от скита. Однако, после ликвидации Покровской обители и отъезда владыки Амфилохия на Пермь-Свердловскую кафедру, большая часть монахинь из Ново-Архангельского скита оказалась на Шудельке. В ГАТО удалось найти поименный список «Казанско-Богородской религиозной общины древле-православных христиан, признающих священство Белокриницкой иерархии», где после мирян Горшковского сельсовета и монахинь Покровского монастыря записаны прибывшие в 1927 г. Е.Е. Рубцова, А.М. Рязанова, Х.И. Денежкина, Е. Вдовина, А.Рожкова, то есть бывшие монахини миасского и шамарского монастырей. Однако в 1933 г. на допросах Августа и Емелия (Рубцова и Рязанова), а также Фавста (Х.Денежкина), Елиферия (Е.Вдовина) и Анатолия (А.Рожкова) умолчали о том, что до приезда на Шудельку они по меньшей мере три–четыре года жили в Ново-Архангельском скиту, неподалеку от кельи Амфилохия.

Вероятно, епископ-отшельник, как называют Амфилохия, понимал, что рост религиозной общины возле него, уже имевшего репутацию контрреволюционера, может быть истолкован властями как антисоветская деятельность. Дело в том, что они вдвоем с Д.Суворовым в 1923 г. проходили по делу об изготовлении антибольшевистских листовок, печатавшихся поблизости от Ново-Архангельского скита. По решению суда оба были приговорены к смертной казни, позднее замененной на пять лет заключения. Отбыв срок, Амфилохий в конце 1926 г. вернулся в скит. И действительно, сведения о событиях 1921-1923 гг. приведены в обвинительном заключении 1933 г., как факты, предшествовавшие оформления контрреволюционной организации.

В 1930 г. с территории Горшковского сельсовета, где находились Покровский монастырь и Ново-Архангельский скит, были выселены лишенные избирательных прав, т.е. служители культа и кулаки. В 1931 г. религиозной общине были «преподнесены» непомерно большие налоги, которые монахини смогли выплатить, только распродав хозяйственное имущество двух обителей и таким образом их ликвидировав.

Последним священником Покровского монастыря был отец Иоанн (Юрков). После ликвидации обители он переехал на Тайжо и там у миасских монахинь ждал приезда томичек. В это время он проводит богослужения в моленной миасской общины, эти службы посещали все местные жители.
Томские монахини приехали на Шудельку осенью 1931 г. и прожили месяц среди шамарских сестер. Глубокой осенью переехали в пос. Тайжо, находившийся в 30 км от Шудельки. Почти два месяца жили у миасских сестер, как сказано в протоколе, «на квартире» в монастыре Андреевой. За это время купили избушку и обустроились при помощи местных крестьян. После этого томская «семья» стала жить отдельно во главе со своим священником. Хозяйством руководила Надежда (Шмагрина). Вообще же томская община была небольшой: в нее входили пять человек, включая отца Иоанна. Уже из Тайжо томские монахини писали «остальным нашим монашкам, чтобы они приезжали сюда к нам, но ответа почему-то до настоящего времени нет».
На Шудельке и ее притоках жили бывшие насельницы не только шамарского, миасского, томского монастырей, но и других ликвидированных обителей. С монахинями томского монастыря жила Митродора (Гребенщикова), более двадцати лет прожившая в ишимском Успенском монастыре. Она приехала в томский монастырь потому, что жила в нем «еще молодой девчонкой». Вместе с шамарскими сестрами жила бывшая монахиня семипалатинского монастыря (близ с. Коробиха) Евсевия (Е.М. Королева), в 1928-1929 гг. приехавшая на Шудельку вместе с игуменьей этой ликвидированной обители. Вызывали на допрос М. Колесову, жившую недалеко от «монастыря Андреевой», бывшую монахиню монастыря под г. Уральском (закрыт в 1922 г.). Шудельские филиации принимали к себе местных жительниц: в 1932 г. более полугода прожила с миасской общиной Демина Ирина. Похоронив мужа, а затем и сына, пришла в монастырь У.Е. Килина, вдова Николая Тимофеевича Килина, присутствовавшего в 1918 г. при заключении сделки между Макаром Юрковым и епископом Антонием.

Вообще же, как сказал один из местных жителей, Мамонт Юрков, за время существования монастыря «много монашек приезжало и уезжало». Он верно подметил, что это было движение в обе стороны. В Сибирь приезжали погостить, посмотреть места; из Сибири выезжали монахини миасской и шамарской филиаций, вероятно, кто-то навсегда, а кто-то для доставки необходимого багажа и приобретения покупок. Переписка и перемещения способствовали распространению сведений о тихой жизни монастырей на Шудельке. Но отец Леонид уже в феврале 1930 г. ощущал зыбкость положения религиозной общины в условиях советской действительности. Опасаясь, что массовый приток верующих вызовет репрессии со стороны властей, он просил Амфилохия, в то время епископа Пермь-Свердловской епархии, отговорить уральских монахинь ехать к ним: «пусть спасаются на своем месте, видимо, только где нас нет, там хорошо. …Ежели думают [ехать] в готовое гнездо, то у [нас] самих направлены крылья куда-либо лететь».

Ликвидация монастырей. В конце марта 1933 г. на Шудельку прибыл епископ Амфилохий и сразу же пришел в дом своего дальнего родственника Варфоломея Коробейникова в тот момент, когда работники Инкинского сельсовета описывали имущество хозяина. Встревоженный и расстроенный Варфоломей не узнал епископа и потребовал его документы. Предъявленные бумаги тут же забрали работники сельсовета, предложив приехать за ними в Инкино. Таким образом, документы у него были отобраны в день приезда на Шудельку.
Оставшись без документов, Амфилохий два дня прожил в монастыре, объезжая заимки тех, с кем считал необходимым повидаться. Он сказал, что посетил заимки, чтобы договориться с местными жителями, чтобы его взяли на поруки. Гораздо вероятнее, что он стремился проинструктировать, как вести себя на допросах и о чем нельзя говорить. Епископ посчитал необходимым до приезда в Инкино съездить на Коршан, в обратную сторону от Инкино, где жили Фавста и Анатолия (Денежкина и Рожкова), последними выехавшие из Ново-Архангельского скита; а также иноки Нифонт и Пафнутий, с которыми он прожил вместе несколько лет. Возможно, крупная сумма денег, найденная во время обыска в келье Фавсты, была связана с его визитом. В любом случае, имелась серьезная причина для его поездки на Коршан, находящийся в 40 км от Шудельки. Амфилохий в Инкино прибыл 27 марта, где был арестован под надуманным предлогом: за то, что не прописался на Шудельке. В момент ареста он не знал, что обыски и аресты в монастырях начались 25 марта.
Ливия, игуменья шамарских сестер, срочно выехала из Шудельки в Тайжо, к миасской и томской филиациям. Во всех поселках спешно начали готовиться к возможным репрессиям – прятали церковную утварь, хлеб, одежду. Но сделать это тщательно не успели, а мартовский снег выдавал все следы. Ливия не успела вернуться на Шудельку и была арестована в Тайжо, вместе с миасскими монахинями «монастыря Андреевой».

В целом были арестованы почти все насельницы монастырей в Шудельке, Тайжо, Коршане; два священника; несколько монахов-отшельников и много местных крестьян. Не подверглись аресту десять монахинь. Восемь арестованных (местные жители и монахини) позже были освобождены. По реабилитационным документам известно, что Мартьяна (М.К.Быкова) и Августа (А.М.Рязанова) вернулись на Шудельку и прожили там более двадцати лет.
В ходе следствия умерло 17 арестованных: священники о. Леонид (Л.А. Мякшин) и о. Иоанн (И.Е. Юрков); три миасских монахини — Таисия (Т.М. Андреева), Евграфа (Е.В. Вараксина) и Е.П. Горяева; Митродора (М.С. Гребенщикова-Богданова); Минадора (М.Я. Ермаченкова); Валентина (В.П. Исаева); Мелетина (М.Г. Мурашева); Нина (Н.П. Подкина); Мирония (М.И. Шестакова); местные жители Г.И. Вершинин; С.М. Елькин; У.Е. Килина; Ф.Г. Наймушин; А.Л. Сентябов; М.Г. Юрков. Многие из них умерли от сыпного тифа, в тот год охватившего все тюрьмы страны.
Следствие длилось до начала августа. В обвинительном заключении фигурируют 23 человека, которые «обвиняются, что состояли членами контрреволюционной повстанческой организации, по поручению последней вели антисоветскую агитацию против мероприятий Соввласти». Дело было направлено «для внесудебного рассмотрения». Решением «тройки» большинство проходивших по делу получило срок заключения в ИТЛ на 5 лет; шесть монахинь получили по 10 лет лагерей; двоим срок заключения был определен в 3 года.

Несколько миасских монахинь были освобождены в ходе следствия – это бывшая семипалатинская монахиня Евсевия (Евгения Королева), обе отдельно жившие монахини Августа и Емелия (Рязанова и Рубцова), недавно приехавшая Максимила (Попова). Остается неясной судьба Олимпиады Королевой, она не названа ни среди живых, ни среди умерших. Возможно, ее не было в монастыре в момент арестов.
Уже сказано, что три миасских монахини умерли в ходе следствия. Три другие получили лагерные сроки — Тамара (Т.И. Сабурова) три года ИТЛ, Агафоклея (А.Фадеева) – пять лет; послушница Т.Корчагина, совершившая попытку побега – десять лет ИТЛ. Вышли ли они живыми из лагерей или нет, и как сложилась их дальнейшая судьба, – об этом в архивном деле сведений нет.
Старообрядческое население Сибири сильно увеличилось в годы коллективизации и борьбы с религией, в основном рост происходил за счет выходцев с Урала. Из материалов УФСБ России по Томской области следует, что подавляющее большинство старообрядцев, проходящих по делу, тоже являются выходцами с уральских и пермских территорий. Уральские корни имели священноиерархи – епископы Иоасаф и Амфилохий (Журавлевы). Антоний, епископ Пермский и Тобольский, почти два десятилетия прожил в Михаило-Архангельском скиту под Томском, где и находилась его резиденция. Для уральских же монахинь в 1918 г. он покупал землю на р. Нюрсе.
Т.С. Мамсик, изучая основные черты процесса освоения новых сибирских территорий в XVIII – начале XIX в., отмечала, что у старообрядцев успехи освоения (заселения) новых территорий были связаны с конфессиональной, клановой и территориальной общностью переселявшихся, то есть они принадлежали к одной вере, были знакомы между собой и происходили из одного региона. Сходная ситуация была характерна и для рассмотренного выше материала. В район Шудельки уральские монахини попадали благодаря переписке и личным знакомствам, приобретенным за годы послушания и иночества. Как оказалось, многие старообрядцы отправляли детей на воспитание в монастыри на разные сроки – от нескольких месяцев до нескольких лет. Послушники могли менять монастыри, или послушание (искус) несли в одном монастыре, а постриг принимали уже в другом; в монастыри приезжали погостить (скорее всего, чтобы обучиться какому-либо ремеслу) монахини из других обителей; бывали в монастырях родственники послушниц. То есть, круг знакомств у старообрядцев выходил далеко за пределы того места, где они в данный момент жили. Благодаря конфессиональным связям шло переселение в Нарымский край бывших насельниц шамарского, миасского, томского, ишимского, черемшанского, семипалатинского и уральского монастырей. В результате переписки слава о шудельских монастырях расходилась все дальше, было много желающих переехать на Шудельку среди монахинь других разоренных обителей; одиноких старцев, «не имеющих где головы приклонить»; были и семьи, готовые перебраться в Сибирь, сетовавшие, что теперь «поклон негде положить».

Приобретение земли и в ХХ в. осуществлялось так, как издавна принято у старообрядцев: либо за деньги (епископ Антоний), либо за книги. Часто заимки покупали у беспоповцев, которые деньги в руки не берут. В таком случае, в сделках купли-продажи заимочных построек, полей и сенокосов в качестве эквивалента затраченного труда выступали книги Священного писания: «На Тайжо я вместе с Наймушиным Филиппом купили заимку у непишущих секты «самокрест» Евмения и его сына Григория. Заимку мы купили со всей постройкой за 4 книги священного писания старообрядческого толка. Одновременно с нами в трех километрах от купленной мной заимки у непишущего Кустова Родиона заимку купила для монастыря монашка Андреева, покупала она заимку тоже на книги».

В составе монашеских общин было много вдовых женщин; больных (с приступами эпилепсии, сильными головными болями, парализованными конечностями, душевно-больные), престарелых, одиноких. Поэтому женский монастырь не мог быть самостоятельной экономической единицей. Он был вписан в систему крестьянского общинного («мiрского») самоуправления, выполняя характерные для него функции приюта, богадельни, религиозного центра; но экономически зависел от поддержки местных крестьян и самостоятельной роли в колонизации края не играл. Все ситуации с обживанием на месте были связаны с тем, что женщины покупали (или, как это сделал епископ Антоний, для женщин покупали) уже существующую заимку или перевозили купленный у кого-то сруб.

Женские монастыри на Шудельке тоже разрабатывали новые участки. Послушница миасского монастыря Т.Корчагина сказала: «Первоначально мы хлеб сеяли на земле, принадлежащей шудельскому монастырю, а потом разработали свою землю на Тайжо, где и жили до настоящего времени». Женщинам не под силу было раскорчевать деляну или срубить избу, поэтому для освоения новых участков земли им приходилось нанимать местных крестьян. Как писал в одном из писем отец Леонид, «на ново место пустое нужно силу физическую, а женская природа немощна».
Местное население поддерживало монастыри, помогая им в хозяйственной деятельности. Такие полевые работы, как расчистка земли под пашню, пахота, молотьба хлеба вообще невозможны без помощи мужчин. Это же касается плотницких работ по строительству построек или перевозки купленных срубов. Филипп Наймушин сказал: «Связи с монастырями я особенно не имел, за исключением если только когда сходим помолиться к ним Богу. Потом Андреевскому монастырю я помогал работать – молоть хлеб, а в монастыре Шмагриной один день помогал рубить им избу».
Насельницы монастыря жили чересполосно с крестьянами: по выражению одного из местных жителей, Ф. Демина, «в 1932 году я вместе со своим сыном переехали на жительство на поселок Тайжо, где и поселился между монастырями Шмагриной и Андреевой». Когда была возможность, местные жители приходили на богослужение в монастырь, и монахини приходили на богослужения в дома местных жителей. Ф. Наймушин говорил: «Когда я ходил молиться Богу в монастырь Андреевой, то обедни всегда служил священник Иоанн Юрков, на молении всегда присутствовали граждане пос. Тайжо…. Кто имеет связь с монастырями, я не знаю, но молиться ходят к ним все граждане пос. Тайжо». Зачастую именно крестьяне были инициаторами создания поселковых моленных и их руководителями. По словам одного из них, в пос. Шуделька была собственная моленная, появившаяся раньше монастырской.

В бассейне р. Шудельки жизнь была устроена в соответствии с известными формами монастырского бытия. Наиболее крупные хозяйства были организованы по принципу общежительства (киновии). Следующий вариант – мелкие пустыни, где женщины (Фавста и Анатолия, Емелия и Августа) вели сами свое хозяйство, особое (отдельное) от основной общины. Такие монастыри были распространены в древности на северно-русских территориях. Третий вариант – мужские отшельнические кельи, разбросанные по территории Инкинского сельского совета. В деле упоминаются пять белокриницких монахов-отшельников. На Коршане в десяти км друг от друга жили Нифонт (Н.Блинов) и Пафнутий (П.Акиншин), с которыми в 1910 г. епископ Амфилохий обживал Ново-Архангельский скит; а также монахи Израель, Иерон Осипович, Евлогий. Таким образом, на Шудельке были представлены киновия (общежительство); пустыня (Фавста и Анатолия, Емелия и Августа) отдельных членов монашеской общины; отшельническая келья.

Всего к 1933 г. на Шудельке и ее притоках проживало более 40 монахинь и послушниц трех общин – шамарской (25+2 чел.); миасской (7+2 чел.); томской (5), разделенных на небольшие хозяйства. С учетом тенденций, существовавших в государстве (ликвидация кулачества и крупных хозяйств), общины посчитали оптимальным существование монастырей в виде отдельных хозяйств из 5-7 человек, чтобы в списках сельсовета они не числились как крупное хозяйство. На допросах они поясняли, почему пришлось так сделать: «большая семья заметнее», «не так опасно от властей».

Взаимоотношения трех женских монашеских общин строились на основе взаимопомощи монастырей и признаваемом старшинстве самой ранней и многочисленной шамарской общины, через которую проходили все инокини, прибывающие на Шудельку и ее притоки. Все монахини говорили о том, что они от нескольких дней до нескольких месяцев прожили на Шудельке, перед тем как выехать на Тайжо или Коршан. Пока новая «семья» монахинь подготавливала себе «гнездо», то есть покупали постройки, перевозили их и собирали на новом месте, шамарская община предоставляла им землю для посева.
Отметим, что филиации монастырей сохраняли свою самостоятельность и не обнаруживали тенденций к объединению. Они, как отдельные подворья, действительно «жили по соседству». В соответствии с поговоркой («В чужой монастырь со своим уставом не ходят»), монастыри-метрополии могли различаться деталями быта, что давало основания относить себя к томской, шамарской или миасской традиции. Самая многочисленная шамарская община имела игуменью (Ливия) и священника (отец Леонид). У томских сестер был свой священник – отец Иоанн (Юрков), а хозяйством руководила достаточно молодая монахиня Надежда (Шмагрина). Миасская филиация в конце марта 1933 г. не имела игуменьи, но предпринимала попытки для решения этого вопроса. Во главе общины стояли Таисия (Андреева) («монастырь Андреевой») и уставщица Агафоклея (А. Фадеева). Как упоминалось выше, в Тайжо собиралась приехать Фатинья Козлова, которую прочили в игуменьи миасской филиации.
В архивно-следственном деле отсутствуют упоминания о том, были ли освящены моленные на Шудельке и Тайжо и в честь каких христианских праздников или икон. В деле сохранились некоторые свидетельства того, что несмотря на давление советской действительности, в монашеских общинах своим чередом текла религиозная жизнь.

Духовные лидеры различного уровня в районе Шудельки либо жили постоянно, либо навещали приходы. Точно известно о визитах двух епископов, Амфилохия (1927 г., 1933 г.) и Тихона (1932 г.). Уже упоминался старец Михаил, с которым ходил советоваться отец Леонид; на Шудельке жила старая игуменья семипалатинского монастыря; в момент ликвидации монастыря была жива прежняя игуменья шамарской филиации Акинфа (А. Черемухина); собиралась приехать, чтобы стать игуменьей миасской филиации Ф. Козлова (иноческое имя не упоминается). Весной 1933 г. приехал на Шудельку, чтобы подыскать себе место, Амфилохий, епископ Пермь-Свердловский.

За годы жизни на Шудельке менялся духовный статус людей. На допросе отец Леонид не стал говорить о том, что в январе-феврале 1929 гг. принял великую схиму. Став схимонахом, он просил епископа Тихона прислать ему замену для обслуживания прихода, потому что ему теперь «совершенно не к лицу с миром барабаться», но заменить его было некем. Схима как деталь одежды неоднократно встречается в других материалах дела: при обыске у Пафнутия (Акиншина), бывшего инока мужского шамарского монастыря («черное монашеское вышитое одеяние»); три схимы упоминаются в материалах обыска миасской филиации.
Обилие церковного облачения и утвари в общинах было обнаружено в конце марта – апреле 1933 г. в ходе следствия. Сотрудники НКВД находили «культовое имущество» поблизости и в отдалении от монастырей в берестяных туесах, свертках, сундуках, коробках. Вероятно, монахини и священники пытались его спрятать или готовили к перевозу в другие места. В 200 метрах от шудельского монастыря были найдены: лжица, звездица, дискос, два «бокала серебряных под золотом», «тарелки церковные серебряные позолоченые», «церковный нож простой», священническое облачение, семь парчовых покровов разного размера и два больших шелковых. В этом же списке – «деревянный футляр, в коем по заявлению арестованного попа Мякшина Леонида, часть мощей неизвестного святого». В показаниях отца Леонида сказано: «Церковные вещи у меня были спрятаны потому, что я боялся, что у меня отберут так называемый «антимис», т.е. кусочек мощей святого, и спрятал потому, что это не первый случай. Я брал [антимис] с ликвидации Шамарского монастыря».
В материалах дела имеются косвенные свидетельства существования на Шудельке монастырского рукоделия. Хотя в протоколах допросов об этом нет ни слова, но в актах обысков и обнаружений, материалах переписки зафиксировано несколько моментов, на которых необходимо остановиться.

На Тайжо возле «монастыря Андреевой» (миасская филиация) 10 апреля 1933 г. был найден ящик, в котором обнаружены 47 наименований церковной утвари, среди них названы: многочисленные разных цветов шелковые и атласные покрывала на престол и чашу; шелковые мантии розового, зеленого, голубого и «светло-коричневого» цвета, шелковая епитрахиль; парчовые ризы и покрывала на престол, коробка с парчовой бахромой и 15 мотков парчовой тесьмы, парчовый ковер, два куска непочатой парчи огненного и желтого цвета и т.д. Обилие тканей, в том числе непочатых и в коробках, является косвенным свидетельством того, что монахини, почти всегда занимавшиеся рукоделием, могли шить на заказ церковное облачение. Соответствующим навыком они обладали, среди имущества монастырей обнаружено три швейные машины.
По словам Ливии (Афониной), игуменьи шудельской общины, «шамарский монастырь хлебопашеством не занимался, а хлеб всегда покупали или же получали за свое рукоделье». Возможно, шамарские инокини продолжали заниматься рукодельем и на Шудельке. Парча могла быть использована для изготовления священнического облачения и церковного убранства («одежда на престол» и т.д.). Возможно также, что три схимы, найденные во время обыска «на квартире» миасских сестер, были изготовлены на заказ.

Пермские родственники шамарской монахини Валентины (Вассы Исаевой) просили прислать им нательные крестики, вероятно потому, что их изготавливали на Шудельке: «просим Вас, Христа ради, ежели есть у Вас там или, может быть, можно достать кресты, то, пожалуйста, потрудитесь для нас, грешных, и пошлите нам по почте, мы совсем без крестов уже стаем, только сами мало-мало делаем деревянны и так неосвященные и носим». Возможно, на Шудельке занимались иконописанием. В одном из писем священник томского храма отец Павел (Морозов) сообщает отцу Леониду, что искал по его просьбе мел и клей. Как известно, эти материалы необходимы для изготовления иконного левкаса.
Подводя итог отметим, что документы, выявленные в томских архивах, расширяют представления о попытках старообрядцев выжить в новых условиях. Для многих из них единственно приемлемым вариантом адаптации являлось сохранение самостоятельного развития в «рамочных условиях» советской действительности. Стремясь оставить «советский мир за порогом своего дома», старообрядцы уходили в глухие места, где пытались сохранить привычный уклад жизни. Связи с местным населением были той основой, без которой вообще не могли существовать женские монастыри в таежном крае. Разрушение государством полнокровной церковной жизни привело к ее замыканию в рамках крохотных общин. Попытки общин единомышленников устроить жизнь в соответствии со своими представлениями воспринимались государством как процесс консолидации политических противников.

“Монастыри на Шудельке”

комментария 4

  1. Александр 16 Июл 2013 в 12:03 ссылка на комментарий

    Здравствуйте!
    Недавно летал на вертолете в районе Шудельки, Коршан и др. (Парабельский р-н, Томской области). Приземлялись в одной из давно заброшенных деревушек, домов на 16.

    Позже, смотря по карте я решил, что это бывш. д. Шуделька; поисковая программа в инете меня вывела на вашу статью. С вашего разрешения я воспользуюсь некоторыми цитатами из материала.

    Может вам интересны фотографии тех мест, можете посмотреть на моем сайте по ссылке: http://turistclub.tomsk.ru/travels/?client_id=3319&travel_id=1589

    С уважением, Германов Александр.

  2. Владимир 16 Июл 2013 в 18:47 ссылка на комментарий

    Спасибо, Александр, за фотографии. Кто знает, может быть, это и остатки одного из монастырей на Шудельке.

  3. Зоя 13 Авг 2023 в 20:12 ссылка на комментарий

    Я родилась в Шудельке. И эти фотографии села Шудельки. В 1959 году жителей в деревне уже не было. Жили 2 охотника с семьями. Мой отец Новиков Иван Денисович с женой и 2-мя детьми. И напротив нашего дома еще муж с женой. Детей у них не было. Наши дома стояли в конце деревни. Мы с братом лазили по заброшенным домам, находили старую посуду черепки, тем и играли. Деревня была из одной улицы и не более 20 домов. Отец приносил нам подарки из монастыря от монашек. Огурцы и калачи. У нас огорода не было. Была корова и лошадь. В 1970 году мы выехали в д. Новогорное, т.к. надо было мне идти в школу.

  4. admin 13 Авг 2023 в 21:22 ссылка на комментарий

    Зоя, спасибо за комментарий и подтверждение, что на фотографиях по ссылке действительно Шуделька. Не располагаете ли Вы в свою очередь фотографиями села времени Вашего проживания там? Было бы здорово, если такие фотографии есть, разместить их здесь.

Написать комментарий