Гиляровский и Богдановы из Гуслиц
Представляем новую статью Галины Кочетковой.
Галина Кочеткова
В моей родословной упоминается Давыд Иванович Богданов, который приходится пятиюродным братом моему прапрадеду Родиону Петровичу Кочеткову. Давыд Иванович содержал свой трактир в Ильинском Погосте.
Давыд Иванович родился в дреревне Цаплино Богородского уезда Московской губернии примерно в 1835 году у Ивана Семеновича Богданова и Неонилы Васильевой, был женат на Дарье Ульяновне и имел сыновей: Василия, Егора, Алексея, Петра и дочь Александру. Изначально Богдановы были старообрядцами, но впоследствии многие из этой ветви «перешли из раскола в православие».
В переписи селений Беззубовской волости 1869-1871 гг. семья Давыда Богданова записана под номером 99. Имеют два деревянных дома.
ЦГА Москвы Ф.184 Оп.10 Д.1714, 268 л.
Давыд Иванов 31 год, имеют гостиницу в Ильинском Погосте
Его жена Дарья Ульянова 31,
их дети:
Василий 11,
Егор 10,
Алексей 7,
лександра 4,
Петр 3
Бронницкого уезда Спасской волости дер. Клепики Алексей Тимофеев 22 в работниках
Именно Давыда Ивановича Богданова, как своего приятеля, упоминал Владимир Гиляровский в небольшом рассказе о Василие Чуркине, известном гуслицком разбойнике, державшем в страхе всю округу.
Вот что пишет об этом сам дядя Гиляй:
«На столе лежала толстенная кипа бумаги в казенного типа синей обложке с надписью: «Дело о разбойнике Чуркине».
— Вчера мне исправник Афанасьев дал. Был я у него в уездном полицейском управлении, а он мне его по секрету и дал. Тут за несколько лет собраны протоколы и вся переписка о разбойнике Чуркине. Я буду о нем роман писать. Тут все его похождения, а ты съезди в Гуслицы и сделай описание местностей, где он орудовал. Разузнай, где он бывал, трактиры опиши, дороги, притоны… В Законорье у него домишко был, подробнее собери сведения. Я тебе к становому карточку от исправника дам, к нему и поедешь.
— Карточку, пожалуй, я исправничью на всякий случай возьму, а к становому не поеду, у меня приятель в Ильинском погосте есть, трактирщик, на охоту езжал с ним.
— Ну, это лучше, больше узнаешь!
На другой день я был в селе Ильинский погост у Давыда Богданова, старого трактирщика.За чаем я ему откровенно рассказал, что приехал собрать материал об атамане Чуркине. Давыд Богданов сразу меня осадил:
— Ваську-то описывать? Какой он атаман, просто рвань, бывший фабричный от Балашова, спившийся с круга! Действительно, была у него шайчонка, грабил по дорогам, купоны фальшивые от серий печатал,— да кто у нас их не печатает,— а главное, ходил по фабрикам. Придут втроем, вчетвером; вызовет Васька хозяина: «Давай, говорит, четвертную, а то спалю». Ну, и давали, чтобы отвязаться. В поездах под Канабеевым из вагонов товар сбрасывали. Вот и все. А то — «атаман!». Просто сволочь. У меня в трактире они бывали. Только не баловал их — деньги вперед, а то и вина не дам…
Приехав в Гуслицы, я побывал в Запонорье у кривого трактирщика Семена Иванова, приятеля Чуркина, побывал в доме самого Чуркина, недалеко от этого трактира, познакомился с его женой Ариной Ефимовной и дочкой.
Пошли мои странствования по Гуслицам. Гуслицы — название неофициальное. Они были расположены в смежных углах трех губерний: Московской, Владимирской и Рязанской. Здесь всегда было удобно скрываться беглым и разбойникам, шайки которых, если ловят в одной губернии,— перекочевывали рядом, в соседнюю, где полиция другой губернии не имела права ловить. Перешагнул в другую — недосягаем! Гусляки ездили еще по городам собирать на погорелое с фальшивыми свидетельствами. Этот промысел много давал.
Глухое место были Гуслицы: леса, болота, а по деревням хмелевища. Тогда богородские гусляки ткали на ручных станках нанку и канаус и разводили лучший «богемский» хмель. Кроме того, славились печатанием фальшивых денег, которые стали даже нарицательными: «гуслицкими» назывались в Москве все фальшивки. Оттуда вышло много граверов. Печатали у себя серии и много лет печатали купоны от серий в 2 руб. 16 коп., которыми в 80-х годах наводнили Москву. «Дай-ка купонной машинки, попечатать надо, на базар еду»,— обращались соседи друг к другу.
Н. И. Пастухов знал, куда меня посылал, и посоветовал взять револьвер:
— Всяко может быть! Меня, брат, бивали, когда пронюхивали, что я репортер. Гляди в оба!
Я бродил по деревням, знакомился, выспрашивал, а для видимости с ружьем караулил хорьков, которые водились в хмелевищах. Курьёзов со мной было немало.Пью чай в Ильинском погосте у трактирщика Богданова. Подсел к нам местный крестьянин, про которого все знали, что он имеет дома машинку и печатает купоны от серий. Дотошный мужик, рожа лукавая.
— Где же при тебе, охотничек, собачка? — вдруг спросил он у меня, и озадачил, да выручил Богданов:
— На что ему собака? Он самопугом — идет лесом, а дичина вылетает, заяц выбегает — он их и хорп! А на хмелевищах хорька бить — собака одна помеха.
И с тех пор, когда меня спрашивали о собаке, я отвечал, что охочусь «самопугом», что вполне удовлетворяло любопытных.Исходил я все деревни, описал местность, стройку, трактиры, где бывал когда-то Чуркин, перезнакомился с разбойниками, его бывшими товарищами, узнал, что он два раза был сослан на жительство в Сибирь, два раза прибегал обратно, был сослан в третий раз и умер в Сибири — кто говорит, что пристрелили, кто говорит, что в пьяной драке убили. Его жена Арина Ефимовна законно считалась три года вдовой.
Гусляки меня хорошо принимали благодаря Богданову. Около Запонорья был Спасо-Гуслицкий монастырь, фабрика купца Балашова, называвшаяся, кажется, по селу Куровскому.
Я познакомился с монастырским казначеем, отцом Памво, монахом пудов на девять веса, который мог пить сколько угодно и когда угодно. Как-то в ярмарочный день Памво с компанией гулял в лесу, где был ведерный бочонок водки, всякая закуска, на полянке.Я шел с сыном Богданова, Василием, который служил писарем в Москве при окружном штабе. Это был развитой малый, мой приятель, иногда мы с ним охотились. Мы наткнулись на эту компанию и удостоились приглашения отца Памво. У Василия Богданова были все приятели: представил он и меня им как своего друга. Не успели выпить, как подошли еще трое с гармонией.
— Костя! Иди к нам! — закричал им Памво. Подошли, одеты в поддевки, довольно чисто, но у всех трех были уж очень физиономии разбойничьи, а Костя положительно был страшен: почти саженного роста, широкий, губы как-то выдались вперед, так что усы торчали прямо, а из-под козырька надвинутой на узкий лоб шапки дико глядели на нас, особенно на меня — чужого, злые, внимательные глаза. Сели, на гармонии заиграли. Потом еще подошли мужики, поодаль сели.
Затеялась борьба. Костя швырял противников, как я заметил, одним и тем же приемом, пользуясь своим большим ростом. Отец Памво особенно восторгался, а я не удержался и отозвался на вызов Кости.
— Ну, выходи, дьяволы! С кем на ведро схватимся? Особенного риску не было. Я вышел. Все заорали, смеются, а Василий Богданов уговаривает меня не бороться и все шепчет: «Знаешь, кто это, знаешь?..»
Я встал — схватились, и я, не дав ему укрепиться, сразу бросил его на спину и прижал. Под радостное и удивленное оранье бросился на меня Костя:
— Врешь, я оскользнулся, давай еще, по-другому!
— Давай!Тут я воспользовался другим, моим любимым приемом и легко положил его в полминуты. Он встал при восторгах и криках, подошел ко мне, снял шапку, поклонился и протянул мне огромную лапищу.
Пирушка кончилась благополучно. Я с Васей Богдановым заночевал в келье у Памво, где явились и балык, и икра, и мадера. Были еще два монаха пожилых и старый служащий с фабрики Балашова. Пировали до полуночи, и тут-то я узнал, и с кем я боролся, и всю характеристику Чуркина от лиц, много лет и очень близко знавших его.
Все говорили в один голос и все одно и то же, и, что рассказали они, повторили мне впоследствии и остальные гусляки. Все сводилось к тому, что Васька Чуркин, бывший фабричный, пьяница, со своей шайкой грабил по дорогам и чужих и своих, обворовывал клети да ходил по хозяевам-фабрикантам по нескольку раз в год.
— К нам, бывало,— рассказывал служащий Балашова,— придет с Костей и еще с кем-нибудь — всегда на эти дела втроем ходили — и требует у хозяина 25 рублей или 50, грозя спалить фабрику. Только нахальством брал, и хозяин, чтобы покойнее было, откупался. В крупных грабежах все делал Костя, но молчал, отчего Чуркин и считался атаманом. Уж и били его, бывало, когда без Кости попадется! Наконец в Сибири его добили. Избавились Гуслицы… Только теперь этот Костя посмирнее без Чуркина стал, а все-таки сразу в трех губерниях живет, везде у него притон, полиция поймать не может!
Я был в этот вечер героем дня, но меня предупредили, что если Костя в лесу встретится, прямо стрелять в него, а то убьет, не простит позора.
На другой день мы были в Запонорье, у вдовы Чуркина Арины Ефимовны, которая жила с дочкой-подростком в своем доме близ трактира. В трактире уже все знали о том, что Костя осрамился, и все радовались. Вскоре его убили крестьяне в Болоте, близ деревни Беливы. Уж очень он грабил своих, главным образом сборщиков на погорелое, когда они возвращаются из поездок с узлами и деньгами.
Много сборщики набирали. Мне показывали дома с заколоченными окнами и дверями — это поехали с «викторками» и «малашками» за подаянием. «Викторками» и «малашками» называли издавна фальшивые документы: паспорта фальшивые делал когда-то какой-то Викторка, и свидетельства о сгоревших домах мастерил с печатями Малашкин, волостной писарь. Платили ему за вид на жительство три рубля, а за «малашку» — рубль.
Когда я, уже собрав достаточно сведений о Чуркине, явился к Н. И. Пастухову, он вынул из шкафа «Дело Чуркина», положил его на стол, а я выложил начерченную мною карту с названиями сел, деревень, дорог, районов, где «работал» Чуркин, отметив все разбойничьи притоны.
Очень остался доволен Н. И. Пастухов, задавал вопросы, касающиеся описания местностей, но когда я ему рассказал все отзывы, услышанные мною о Чуркине, и много еще других подробностей, характеризующих его как шпану и воришку, Н. И. Пастухов, уже ранее нарисовавший в своем воображении будущего героя по Ринальди Ринальдино, изменился в лице, его длинные брови и волосы, каемкой окружавшие лысину, встали — признак, что он злится.
— Все они, подлецы, врут на него! И ты тоже врешь! Исправник-то меньше вас знает? Гляди, дело-то какое, с полпуда!
— А вы его прочли?
— Ничего я не читал! Буду писать — буду и читать. По порядку писать буду. А ты все врешь. Еще разок-другой съезди, — смягчился он. — Молчок, где был, куда ездил — никому! О Чуркине ни гу-гу, и слово это забудь!
Потом я подал ему интереснейшую корреспонденцию об ужаснейшем положении рабочих, гибнущих на кустарных фабричках серных и фосфорных спичек в Егорьевском уезде. Он даже и читать не стал:
—Да что ты! О Гуслицах давай, а об этом ни слова, пока я Чуркина не напишу…
— Николай Иванович! Да ведь там народ сотнями гибнет. От фосфору целые деревни вымирают: зубы вываливаются, кости гниют, лицо — язва сплошная, пальцы отгнивают! В помещения войдешь — дурно делается, а рабочие больше полусуток в них работают.— Спрячь, говорю! Вот когда Чуркина писать буду—тогда! Спрячь и молчи. Не нашего это ума дело! И о Чуркине молчи, был — не был!…»
Вот такой увлекательный рассказ.
Но я все же хочу вернуться к Давыду Ивановичу Богданову. Как я уже сказала, эта ветвь Богдановых вышли из раскола, поэтому метрических записей по ним сохранилось превеликое множество.
В 1892 году Давыд Иванович женился во второй раз. На Евдокии Прокопьевне.
ЦГА Москвы, фонд №203, опись №780, дело №1782
Жених Беззубовской волости деревни Цаплиной Давыд Иванов Богданов, православного вероисповедания, вторым браком.
Невеста Рязанской губернии Егорьевского уезда деревни Левинской Евдокия Прокопьева православного вероисповедания, вторым браком.
Брат Давыда Федот Иванович Богданов скончался от горячки 07 октября 1870 года.
ЦГА Москвы, фонд №203, опись №780, дело №3, л. 140
Двое сыновей, Егор и Алексей продолжили трактирное дело отца.
В журнале о поверке торговых и промышленным предприятий за 1904 год упоминаются заведения сыновей Давыда Ивановича:
1) Булочная Алексея Давыдовича Богданова, крестьянина деревни Цаплиной Беззубовской волости. Заведует жена его Олимпиада Яковлева.
2) Трактир Егора Давыдовича Богданова, крестьянина деревни Цаплиной Беззубовской волости. Заведует сам.
ЦГА Москвы, ф. 1119, оп.1, д. 91
Старший сын Василий действительно служил писарем в Москве. В метрической книге от 1881 года найдена следующая запись о рождении его сына Александра.
ЦГА Москвы, фонд №203, опись №780, дело №92, л. 93
15 сентября 1881 года рожден, 16-ого крещен Александр
Родители: служащий в писарском отделении рядовой живущий в г. Москве Василий Давыдов Богданов и законная жена его Варвара Сергеева, оба православного вероисповедания.
Воспмриемники: деревни Цаплиной Георгий Давыдов Богданов и сестра его девица Александра Богданова.
Дочь Александра была замужем за Петром Васильевичем Булочниковым. В 1902 году у них родился сын Алексей.
ЦГА Москвы, фонд №203, опись №780, дело №3091, л. 72
9 февраля 1902 года рожден и крещен Алексей,
Родители: Рязанской губернии Егорьевского уезда Малинковской волости деревни Бочиной крестьянин Петр Васильевич Булочников и законная его жена Александра Давыдова, оба православного вероисповедания.
Восприемники: Беззубовской волости деревни Цаплиной крестьянин Алексей Давыдов Богданов и той же волости и деревни крестьянская дочь Анна Алексеева Богданова.
Продолжение следует…
ОЧЕНЬ КОЛОРИТНЫЙ РАССКАЗ!
Спасибо Галина!
Галина, добрый день.
Проводите ли Вы индивидуальные генеалогические исследования? Интересуют старообрядцы Филатовы из Шувое (Шувоя). Буду рада Вашему ответу.
С уважением,
Светлана
frolovas.pro@gmail.com