Детство в Соцгороде
В войну, насколько я слышал по воспоминаниям родителей, авианалетов на Казань не было. Но немецкие самолеты-разведчики прилетали. Свидетельство тому фотографии, которые были сделаны в период 1942 и отчасти 1943 годов. Какова бы ни была цель фотографирования, а она известна: уничтожение объектов противника, в первую очередь, военных, но фотографии эти, помещенные на сайте «Аэрофотосъёмка Второй Мировой Войны», представляют, безусловно, исторический интерес. Их источник, по-видимому – архивы США. В связи с тем, что в северной части Казани компактно расположены два авиационных завода, понятно, что они и вызывали наибольший интерес немецких самолетов-разведчиков, а вместе с ними на фотографиях оказался и Соцгород.
Соцгород. Азрофотосъемка 18 июля 1942 года.
Современный Соцгород лета 2012 года.
Соцгород начали строить с середины 1930-ых годов. Я уже рассказывал раньше, что основная «фасадная» часть Соцгорода ограничена улицами: на западе – Челюскина, на востоке – Копылова (раньше – Ленинградская), южная граница – это улица Тимирязева, а северная – улица Белинского. Наконец, улица Лядова делит Соцгород на две неравные части: северную – меньшую, и южную – большую.
Понятно, что в довоенное время было построено далеко не все. По крайней мере, к июлю 1942 года видно, что строительство большинства домов в северной части Соцгорода завершено: по улице Белинского домов №№ 9, 7, 5 – самого большого в Соцгороде, половина дома № 3 (не начато строительства той части дома, что расположена сегодня вдоль улицы Белинского). Но строительство, можно сказать, «основного представительского» дома № 5 по Ленинградской (с башенкой и шпилем на ней) еще и не начато, хотя какая-то разметка под фундамент уж проглядывается. В юго-восточной части кольцо домов вокруг двух детских садиков №№ 36 и 40 завершено почти полностью: исключение составляет дом № 5 по улице Лядова, который выведен под крышу (судя по длине тени), а над двумя первыми подъездами крыша даже завершена. Несколько мешает рассмотрению жирная белая стрелка, нанесенная на фотоотпечаток позднее, и определяющая направление север-юг (на мой взгляд, не вполне точно). А вот к строительству дома № 9 по улице Лядова приступили совсем недавно: фундамент под будущими подъездами №№ 4 – 7, по-видимому, завершен, но под остальной частью дома виден только песчаная заготовка под него.
На всем огромном пространстве между улицами Белинского и Побежимова практически никаких построек. Исключение составляю лишь здания технического училища, ДК «Строитель» и ДК им. Гайдара, а также еще три-четыре крыши, идентифицировать которые я не могу, возможно, что это барачные или какие-то вспомогательные постройки, которые позднее бесследно исчезли.
…Дом № 9, не так быстро, но все же был построен и, как принято говорить на языке строителей, «сдан в эксплуатацию» к осени 1949 года. Достраивался он, а также соседний дом № 8 по улице Тимирязева, силами пленных немцев. Въехали мы в него поздней осенью 1949 года. Как не странно, но этот момент я помню, что связано вовсе не с погодой, а вот с каким обстоятельством. У бабушки Наташи к моменту нашего переезда, видимо, ноги отказали, и подняться на этаж самостоятельно она не могла, поэтому отец с дядей Гришей посадили ее на стул и вместе со стулом перенесли в квартиру. Такой способ транспортировки поразил мое детское воображение, и запомнился.
Очень многое в те годы было совершенно иным. Во-первых, все 1950-ые и 1960-ые годы двор дома абсолютно не напоминал автостоянку. Машин не было в принципе, а, если у кого-нибудь неожиданно объявлялся «Москвич» или, более того, «Победа», то на ночь они аккуратно занимали свои места в немногочисленных гаражах. Поэтому весь асфальт во дворе, как только уходил снег, был буквально изрисован многочисленными «классиками» и разного рода напольными картинами в стиле детского примитивизма.
Без преувеличения, в каждой из 140 квартир дома жили дети разного возраста. И, если старшие тусовались в более интересных, чем двор, местах, то дошкольники и младшие школьники интенсивно обживали двор. Интенсивно, как в плане бесконечной беготни и игр, так и многоголосых криков, визгов, выяснения отношений. Никому из родителей не приходило в голову «пасти» детей во дворе. Но, поскольку в итоге детей все же полагалось загонять домой и засаживать за уроки, то рано или поздно, и помногу раз за день, слышались одни и те же диалоги (из какого-нибудь окна, предположим, пятого этажа и уж точно на весь двор):
— Вовка, марш домой! – Мам, я еще немного! – Марш, кому говорят!! И т.д. Сами масштабы двора и количество детей, находящихся в непрерывном броуновском движении, как мне кажется, не позволяли сразу определить пресловутого «Вовку». Поэтому первоначальный зов был обращен ко всем детям с надеждой, что ее Вовка откликнется и тут же будет зафиксирован. Продолжительность последующего малосодержательного диалога и его эмоциональный накал определялись многими обстоятельствами, но я не помню случая, чтобы ребенок мчался домой по первому зову. Главной причиной было нежелание «потерять лицо» среди сверстников (ваще: чуть позвали – он уже бежит!). Во-вторых, были игры, которые распадались, если один из участников «дезертировал» — посему прервать игру, если тебя позвали домой, было несолидно, уж лучше тебе дома нахлопают по ушам за непослушание, чем подвести товарищей. Кстати, звали всегда матери, для отцов, по-видимому, это считалось «не царским делом».
Перед каждым из четырех подъездов длинной части дома было «клумбное» место (от слова «клумба», но не «клуб»), причем во всем Соцгороде наш двор был единственным так организованным. Небольшой, примерно 10 на 10 метров, не исключено, что в теории действительно отведенный для цветов, каждый из «клумбных пятачков» был густо засажен деревьями, образовавшими со временем общую крону-крышу над ним. Кроме того, каждый из пятачков был покрыт какими-то кустарниками и высоченной (по моим воспоминаниям того времени и того возраста) травой. Никто, кроме детей, не претендовал на эту территорию: пара лавочек стояла с самого края, так, что сидя на них лицом к дому, ноги приходилось ставить на поребрик. Позднее «клумбное» место неотвратимо захватывали бесконечные веревки с сохнущим на них бельем, но первое время они скромно нанизывались только на крайние деревья.
Вот на этом, казалось бы, совсем небольшом пятачке мы летними вечерами заигрывались допоздна. Насколько я помню, на весь двор был один столб с лампой освещения, настолько слабой, что с наступлением темноты весь двор, погружался в полумрак. Но в летней темноте во двор выходило много освещенных и зачастую распахнутых окон. Из этих распахнутых окон можно было свободно переговариваться с теми, кто сидел во дворе на лавочках (ну, прямо-таки одесский дворик где-нибудь на Пересыпи).
Зимой – отдельная песня. Поскольку снег у подъездов всегда аккуратно чистили, то сбрасывали его, естественно, на «клумбные пятачки». К середине зимы там громоздились вполне приличные сугробы, порой до трех и более метров высотой. Если зима была удачной, то есть с перепадами температуры, то снег этот слеживался и становился пригодным для того, чтобы рыть в нем замечательные укрытия. Мы, как снежные кроты, вгрызались своими лопатками в снежную породу: в итоге получалось убежище, с двумя-тремя входами-выходами, в котором можно было спрятаться троим, четверым, а то и большему числу друзей.
У меня были интересные санки, сваренные из стальных прутьев. Их скольжение (стали по снегу) было удивительным: стоило их затащить на горку, они тут же обретали самостоятельную прыткость и постоянно норовили выскользнуть из рук. Съемную спинку на них, которая использовалась, когда я был в совсем малом возрасте, я, естественно, тут же снял, и она благополучно куда-то исчезла, как позднее и сами санки. Конечно, дворовая активность зимой, особенно зимними вечерами, заметно снижалась, но всегда находился кто-то, с кем можно было покататься с горки за «клумбным пятачком» нашего подъезда. Горка, с которой мы катались, была как раз под столбом с подслеповатым фонарем – это было самое светлое место во дворе. Но бывало так, что никого во дворе не оказывалось, и я катался один. Видимо, это было редко, потому и запомнилось. Мне особенно нравилось ложиться на санки на спину и так съезжать с горки. Возникало ощущение какого-то нереального движения. С одной стороны, надо мной стремительно передвигался бесконечный рой снежинок, подсвеченных фонарем, а с другой – я сам находился в каком-то непонятном и неизвестном мне движении.
С горки и дальше начиналась самая интересная часть двора. Мне трудно представить ее изначальные размеры, но они были немаленькими. В одной ее части, слева, если смотреть от дома, со временем появилась настоящая детская площадка: песочница, металлическая горка, сдвоенные высокие качели, стол с двумя скамейками по длинным его сторонам, шведская стенка, разлученная с собственно стеной – в общем, полный детский набор развлечений. Но все это располагалось как бы сбоку площадки и занимало, вероятно, четвертую или пятую часть всего участка. Через этот участок проходила когда-то тропинка к дому напротив. Она вела узким проходом между двух высоких деревянных заборов: слева, если идти от нас, детского сада, справа – детской больницы. Заборы были высокими, и мы никогда на них не залезали.
Поясняю почему (издалека). Предположим, вы делаете подобный деревянный забор на даче: поставили столбы, укрепили на них три деревянные горизонтальные лаги, и доски стали прибивать. Вот тут внимание! Если хозяин добросовестный, то он в каждую доску по шесть гвоздей заколотит, по два на каждую лагу. А теперь другой случай: строится общественный забор. Рано или поздно мастер домой заспешит, а, возможно, с самого начала решит, что по три гвоздя на доску вполне достаточно, а остальные и в домашнем хозяйстве сгодятся. Дальше по-разному бывает. Либо гвозди расшатываются и случайно из доски выпадают, либо, что вероятнее, на того мастера, что строил, находится другой мастер, который решает, что непорядок, если доска слишком крепко пришита. Он, этот мастер, нижние два гвоздя удалит, и будет доска относительно свободно в сторону перемещаться на одном только верхнем гвозде. Отодвинул доску, пролез, куда надо, и на место задвинул. Так что такие лазы были в любом заборе, а мы ими широко пользовались.
Если еще раз посмотрите на трофейный снимок 1942 года, то обнаружите в левой части фото нечто похожее на темный силуэт самолета. Это детская больница, она была построена до войны. Справа от нее – аккуратно расчерченный больничный дворик-сквер. Правда, когда мы сюда лазили, дворик уже был какой-то мрачный, неухоженный и всеми забытый.
На фото даже узкая тропинка вдоль нижнего (южного) забора больницы просматривается, о которой я выше говорил. По другую сторону тропинки позднее появился детский сад. Естественно, за высоким забором с лазейкой в нем. Но обычно на территорию этого детского садика мы проникали через калитку. Справа от калитки была интересная карусель на ручном приводе. Достаточно большой и относительно тяжелый круг с деревянным покрытием и с ограждением предполагалось использовать вот как: детишки забирались на этот круг, воспитательница (бедная воспитательница!) вручную раскатывала эту карусель и та по инерции достаточно долго двигалась. Мы, естественно, справлялись и сами, бегом раскручивая это сооружение и вскакивая на ходу.
Ну, так вот, возвращаясь к участку за горкой: когда-то давно зимы три-четыре там организовывался небольшой каток. Взрослые расчищали снег, и мы тоже присоединялись к этому делу со своими лопатками. Из какой-нибудь квартиры первого этажа раскатывался обычный садовый шланг, он подсоединялся прямо к водопроводному крану, кто-то из жильцов, как умел, заливал каток. Заливка получалась не очень удачной, так что шайбу мы там гоняли без коньков.
Но позднее, мне кажется, что с середины 1950-ых годов, началось поветрие передвижных киноустановок. На том месте, где заливался каток, летом поставили маленькую кинобудку, напротив нее нечто, на что можно было укрепить экран, а между этими двумя сооружениями достаточно большое количество длинных скамеек. Такие же летние (по затее – совершенно бесплатные) показы фильмов планировались и в других дворах. К сожалению, моя память не сохранила ни одного воспоминания о каком-нибудь просмотренном фильме, да и были ли они вообще? Со временем кинобудка и устройство для экрана исчезли. Но скамейки существовали удивительно долго. Я их хорошо помню, когда мы с маленьким Костей гуляли во дворе.
Участок двора, о котором я столько всего наговорил, годился еще вот для чего. В дошкольные годы и в младших классах мы смотрели диафильмы – последовательность кадров с краткими подписями под ними. Встречались и цветные диафильмы, но преимущественно они были черно-белыми. Позднее выяснилось, что основа их была горючей, да еще какой! Поэтому бралась фольга из-под шоколадки (шоколадка съедалась до того), свернутый рулончик диафильма несколько вытягивался, так, чтобы обернутый фольгой, он представил бы некоторое подобие ракеты. Самое сложное было правильно сформировать сопло с одной стороны такой ракеты. Правда, что значит «правильно», никто не знал, и все действовали по наитию. В сопло укреплялся фитиль из кусочка той же фотопленки. Все это укладывалось на какую-нибудь горизонтальную поверхность, фитиль поджигался, а все присутствующие бросались на землю. Со страшным шипением, вся в дыму, ракета срывалась с места с приличной скоростью. Весь интерес последующий состоял в том, что движение ее было непредсказуемым. Она металась по площадке до тех пор, пока не иссякало «горючее». Потом мы запускали следующую ракету. Было весело…
Где-то во второй половине 1980-ых годов и больница и садик с ручной каруселью были ликвидированы, а все это пространство занял большой детский комбинат, в который Маша успела походить года два до школы. Участок двора, где была детская площадка, где заливался каток, и создавался импровизированный кинозал на открытом воздухе, постепенно исчезал под натиском неуемной цивилизации, и сейчас на его месте лет 7 назад появилась огороженная глухим металлическим забором автостоянка соседнего дома, нелепого в своей отчужденности от канонов соцгородской архитектуры.
На фотографии 1942 года к жилому комплексу справа примыкает обширное серое пространство с неровными белыми нитками тропинок — будущий парк «Крылья Советов». Пока это в основном пустое и неухоженное пространство. Но, если присмотреться, по периметру уже видна тоненькая линия изгороди, и примыкающая к ней широкая полоса первый посадок в парке. Это деревья и кусты акации. Знаменитая арка, которая могла бы претендовать на эмблему Соцгорода, еще не построена. Зато есть парашютная вышка, по длине ее тени можно утверждать, что она вдвое выше пятиэтажного дома. Длинное сооружение со светлой крышей – это тир, его сейчас уже нет. Невдалеке от парашютной вышки и ближе к выходу из парка – здание спортивного зала. Невысокий одноэтажный дом вызывает недоумение, пока вы не заглянете в окно и не убедитесь, что он углублен в землю метра на 3 – 4. Это здание существует и сегодня.
Ну, вот, пожалуй, и все, что я вспомнил, разглядывая фотографию военного времени.
Мама рассказывала,что к началу войны уже началось строительство дома на Белинского 3-там стоял забор у которого зимой наносило много снега, осенью-глины, и всю войну люди были вынуждены ходить по этому косогору.
Семья моего деда Ивана Семёновича Трофимова (1910-1995) во время войны тоже жила в Казани, но воспоминаний об этом периоде жизни нашего рода у меня, к сожалению нет. Не знаю пока даже на какой улице они жили. Дед работал в тресте «Стальконструкция».
Интересными воспоминаниями поделилась бабушка моего друга Раиса Николаевна Попова (одноклассница и подруга детства космонавта Алексея Леонова), которая жила в Казани во время войны. Она рассказала жуткую историю о неожиданном появлении немецкого самолёта во время футбольного матча, о бомбе, брошенной на футбольное поле и гибели маленькой девочки. Пытался проверить эту историю, но подтверждений никаких не нашёл.
«В юго-восточной части кольцо домов вокруг двух детских садиков №№ 36 и 40 завершено почти полностью: исключение составляет дом № 5 по улице Лядова»
Подскажите пожалуйста, где тут расположен детсад № 40? У него был такой номер именно в довоенное время? По рассказам моей мамы, моя бабушка до войны принимала как заведующая новый детсад № 40 в Соцгороде. Закупала для него мебель и оборудование. Например, она планировала установить в детских группах большие ящики с песком в форме многоугольников, чтобы дети могли зимой играть в песок. И также в эти ящики иногда заливалась вода, чтобы дети могли пускать кораблики. И вроде бы, это было осуществлено.
Александра! Детский сад № 36 расположен по улице Лядова, а вдоль противоположной стороны его территории идет неширокий проулочек от арки дома № 3 по Ленинградской (ныне — Копылова) к дому № 5. Вот за этим проулочком была территория детского сада № 40.
Что интересно, заведовала этим детским садом № 40 родная тетя моего друга Сережи Михайлова, по крайней мере, до 1955 года. К сожалению, я не помню, как ее зовут (или звали) и ничего о ней не знаю.