Виска-Лодозеро-Покшеньга
Толковый словарь Даля:
«Виска — ж. арх. сиб. зырянск. ручей, речушка, проток, проран, прорва, соединяющая реки и озера».
Толковый словарь Ушакова:
«Виска — ж. (истор.). род пытки — подвешивание на дыбе».
Это была самая дальняя оконечность озера. Рядом за кустами начиналась протока. На ней нас впервые приветствовали огромные листья лопухов. Они предвещают быстрины.
Эти быстрины, действительно начались, но настолько мелкие, что днища лодок зашуршали по песку и мелким камням, затем мы замерли окончательно. Пришлось вылезать из лодок. Лодки налегке пошли быстро и мы лишь сдерживали их сзади. Но и это продолжалось недолго. Дальше каждый метр давался с трудом, и мы всерьез забеспокоились за днища лодок. Протока тем временем превратилась в бурный ручей, плотно заросший по берегам лопухами. Да и само место напоминало скорее тесный каньон. Лес справа и слева все выше поднимался по склонам, берега сходились, напоминая каньон. Можно было идти только по воде, которая, была просто ледяной. Девчонки шли выше по крутому склону, пока мы сплавляли лодки с рюкзаками. Это было не трудно, но вода била по ногам камнями, а лодка, почувствовав свободу, рвалась из рук. Мы привязали веревки к уключинам, и теперь не мы тащили лодки, а они – нас. В тех местах, где бурная виска прерывалась небольшим омутом, я отталкивался от дня, плюхался в лодку, и она по инерции пролетала весь омут. Правда, при этом в нее заливалось некоторое количество воды, но и рюкзаки наши и мы сами практически по пояс промокли. А виска уходила все вниз и вниз. Девчонки шли выше, подбадривали и фотографировали спуск, то вдруг надолго исчезали, когда протока делала особенно длинную петлю и издалека кричали нам.
Вновь мелькнувшее ненадолго солнце ушло, посерело. Мы уже изрядно закоченели, когда вдруг виска буквально выплеснулась мелким перекатом в небольшую речку. Это была Лодозеро. Левый берег был утоптан. Пристали к берегу и перед нами оказались неизменный стол и крохотная избушка, в которой нельзя было встать во весь рост, а разместиться могли только четверо.
Лишь тот может понять наслаждение, с которым натягиваешь на себя сухие вещи, под которыми тело начинает согреваться и гореть, кому пришлось долго идти в родниковой воде. И уж, конечно, он одобрил бы на палец спирта в кружках под горячий ужин. Девчонкам за компанию тоже выделили по глотку рома. И началась великая сушка. Около домика поставили маленькую палатку, там расположились Володя с Любой, а мы кое-как втиснулись на полати и отключились.
Взошло солнце. Было чуть прохладно, свежо и очень чисто. Лежала роса. За кустами шумела Лодозеро, а справа — пройденная нами виска. Там, где они сливались, от воды поднимался пар. Собрались скоро – хотелось поскорее поплыть. Речка быстрая, неглубокая с прозрачной водой и чистым песчаным дном. Берег повышался, на него взбирались высокие стройные сосны, на противоположном низком – лежал бурелом и стояла плотная стена темных вековых елей.
Время летело незаметно и когда подошло время обеда, мы выбрали место на высоком левом берегу, прежде всего, потому, что хотелось взобраться на обрыв и посмотреть на окружающие нас леса. Как часто бывает на севере, веселая солнечная погода сменилась пасмурной, начал накрапывать дождь. Мы, закрыв лодки полиэтиленом, поднялись наверх. Действительно, верхушки елей оказались под нами. Лес уходил до горизонта, до того места, когда перестаешь различать контуры деревьев, когда он превращается в сплошную сине-серую полоску, все тускнеющую и тускнеющую, переходящую постепенно в небо.
Ветер унес тучи, и резкий луч солнца прошелся по листочкам черники, стволам сосен, запутался в хвое. Слева лес светлел. Видимо, река, делая крутой поворот, уходила в ту стороны. Мы спустились к лодкам…
Берег был крутой и, выбирая место, мы причалили к нависающему над водой дереву. Вылезать было трудно, но садиться в лодку и того труднее.
Река стала полноводной, и нам уже не приходилось вылезать в воду, чтобы проталкивать лодки на мелких перекатах. Плыли, вслушиваясь в тишину, в легкое бурление воды под веслом, в неясные лесные шорохи. К вечеру должны были дойти до избы, что стоит недалеко от впадения Лодозера в реку Покшеньгу. Уже начинало темнеть, от долгого сидения затекли ноги, уже я натянул на себя шерстяную шапочку, а Галка – теплый свитер, когда, наконец, увидели крышу. Изба, по сравнению с вчерашним нашим пристанищем, была огромна. Невысокая, но длинная, о шести окоон, с низкими лавками вдоль стен и с огромной грудой камней в углу – печкой. Все избы, что мы встретили, топились только по-черному. Пока мы с Галиной разминались на берегу, подошли ребята. А когда уже в темноте ярко разгорелся костер, освещая и лодки, прислоненные к стене дома и стол с расставленными на нем мисками, когда в доме загорелись свечи, а на расстеленные палатки легли спальники, место показалось давным-давно обжитым нами.
На следующий день вышли к устью Лодозеро. От избы плыли около получаса, преодолев лишь один неприятный завал, на котором нам пришлось буквально протискивать лодки между берегом и стволом дерева, лежащим в воде.
Лодозеро уже не та светлая быстрая речка, что была вначале. Дна не видно. Вместо него темная глубина. Течение слабое, типичный омут.
Вот и Покшеньга. Берега сплошь заросли высокой травой, за которой начинается такое же густое осиновое мелколесье. Места неприглядные, особенно там, где частый лес подходит вплотную к воде. Вода и без того темная, становится еще чернее. Течения по-прежнему никакого, и мы упорно гребем. По берегам ни единой поляны, берег такой, что не то, что остановиться – невозможно вылезти. По такому лесу, к тому же сырому, с топором ли без топора пройти невозможно. Ко всему прочему накрапывает нудный дождь, такой мелкий, что на воде его не заметно, он оседает на лицо, штормовку мелкой влажной пылью, покрывает весла и рюкзаки. А мы гребем. Нужно выйти наконец из этой безрадостной безнадежной обстановки. И вдруг правый берег словно распахивается…
Архангельская обл., август 1972 г.