Истоки раскола глазами историков

Во второй половине XIX века жил в Казани известный историк – Афанасий Прокопьевич Щапов. Сам он не казанский, родился в Иркутской губернии в 1831 году. Но, когда учился в Иркутском духовном училище, то обратил на себя внимание блестящими успехами, в связи с чем после окончания училища был направлен в Казанскую духовную академию, которую закончил в 1857 году.

Щапов А.П..jpg

Время его учебы в Казани пришлось на Крымскую войну 1853 – 1856 годов.

Крымская война – это война между Российской империей, с одной стороны, и коалицией в составе Британской, Французской, Османской империй и Сардинского королевства, с другой. Известна нам эта война удивительной по героизму русских воинов обороной Севастополя. Но, на самом деле, боевые действия развивались и на Кавказе, на Балтийском, Белом, Баренцевом морях и даже на Камчатке. Просто в Крыму она достигла наибольшего напряжения.
В Белом море, как вы знаете, Соловецкий архипелаг расположен, а на Большом Соловецком острове монастырь стоит. Так вот, как война началась, то стало ясно: британская эскадра непременно попытается монастырь либо захватить, либо нанести урон основательный.

Действительно, нападение на монастырь в 1854 году состоялось…
Хотел я сам историю эту рассказать, но потом сообразил, что лучше, чем написал об этом Е.Поселянин, и не скажешь. Итак, его рассказ…

raskol_5.jpg

Е.Поселянин. Повесть о том, как Чудом Божиим строилась Русская Земля
«…Среди последних событии, в которых проявилась чудесная Божия помощь правому делу, замечательна защита от осады англичан в 1854 году Соловецкого монастыря.
Это событие очень мало известно потому, что все внимание русского общества было сосредоточено тогда на Севастополе.
При слухах о приближении врага, ободряя братию, настоятель говорил: «Если отразим войсками, то войску и слава, а наша вера где?»
Из Архангельска в обитель прислали восемь шестифунтовых пушек, да старых было две, при них 50 человек инвалидов, без начальника.
Когда стало известно, что неприятель подходит, отправили церковные драгоценности внутрь России, участили молитвы, крыши облили смолою, против действия пальбы приготовили воду и мокрых войлоков. Ядер было не более 500, пороху до 20 пудов. Вынули также старинное заржавленное оружие.
6 июля приплыли английские трехмачтовые пароходы»Бриск» и «Миранда», с 60 орудиями каждый. Пустив до 30 ядер, они отошли.
7-го, рано утром, доставлено было «на имя главного офицера по военной части Соловецкой» предложение о сдаче, иначе угрожали бомбардировкой и совершенным разорением монастыря. Архимандрит послал отказ за подписью — «Соловецкий монастырь», так как никакого главного офицера не было.
Командир Омманей в страшной злобе приказал «в течение трех часов сжечь и сравнять с землею всю обитель». Канонада велась с 8 часов утра, более 9 часов, бомбами, гранатами, картечью, и 3-пудовыми. калеными ядрами.
Иноки прибегли к духовному оружию: было решено идти под пальбою в полном составе крестным ходом по стенам, кругом всего монастыря.
Двинулись, воспевая молитвы Богородице. В самом опасном месте, как раз против пароходов, архимандрит, стоя на помосте, осенял народ крестом и чудотворною Сосновскою иконою Божией Матери.
Везде ядра, прежде ударявшиеся в крышу по стене, теперь пролетали над головами, не причиняя гибели. Едва сошли с помоста, как два двухпудовые ядра сорвали его со страшным треском, не ранив однако никого.
Когда спустились со стены, чтобы возвратиться в собор, увидели, что выложенную камнем дорожку, по которой надо было идти, так обильно осыпает градом ядер и бомб, что они прыгают по настилке. И тут совершилась необыкновенная перемена: когда пошли по этой дорожке, ядра стали перелетать через головы, не задевая никого.
На оконечности мыса горсть инвалидов с двумя пушечками отстреливалась от 120 неприятельских пушек.
Англичане говорили находившимся у них в плену поморянам, что не могут они поверить, будто в Соловках всего 50 инвалидов, что за каждым кустом они видят сотню. Капитан сознавался, что истраченных зарядов было бы довольно для разрушения шести городов; он из себя выходил, что не мог зажечь калеными ядрами деревянных строений, приписывая неудачи русскому Богу и чародейству монашествующих.
Повреждения, нанесенные всеми зарядами, были так незначительны, что их можно было исправить в несколько часов.
В пять часов, когда вечерний звон возвестил, что начинает празднование Казанской иконе Божией Матери, англичане пустили последнее 96-фунтовое ядро, которое оставило навсегда след в обители: оно пролетело насквозь стены, поверх лика Знамения Пресвятыя Богородицы. После раны этой, принятой иконою за обитель, самый лик сделался из темного бледным.
На следующий день все причастились, приготовились к смерти и опять употребили единственное сильное оружие: крестный ход по стенам. В это время неприятель стал разводить пары. Ожидали выстрелов и гибели, но суда снялись с якоря и удалились.
Памятниками осады остались сложенные пред святыми вратами из неприятельских снарядов три пирамиды из нескольких сот гранат, ядер и из разбитых бомб. Тут же две маленькие пушечки, бывшие в деле и выдержавшие сильную пальбу на батарее, где никто не был ранен.
Но главным памятником осталась рана в иконе. В хвалу Богородице, так дивно спасшей обитель, положено постоянно петь молитвы.
Есть глубокая, трогательная красота в описании веры монахов, в разных записанных случаях, в рассказе о бесстрашии монастырских чаек: и они чувствовали себя безопасно.
И с той, и с другой стороны живы еще участники и могут передать подробности».

Источник

…Да уж, ловлю себя на мысли о том, что как только завожу разговор о Соловках, то трудно остановиться. Важно сказать другое: как только возникла опасность интервенции в Белом море, то было принято срочное решение вывозить из монастыря совершенно уникальную библиотеку, которая копилась и сохранялась веками. Целенаправленное формирование библиотеки было предпринято игуменом Досифеем (до 1483 года), учеником св. Зосимы и основателем Соловецкой библиотеки. Кстати, первый российский экслибрис появился именно в Соловецком монастыре.

raskol_2.jpg
Экслибрис Досифея

Принято считать, что Досифей и был автором рисованного от руки экслибриса (знака принадлежности книги определенному ее владельцу) на некоторых книгах, поскольку сотворен был экслибрис до появления книгопечания.

В XVI веке формирование Соловецкой библиотеки шло интенсивно, о чем свидетельствуют сохранившиеся монастырские описи: в 1514 году в библиотеке было 127 книг, к 1597 году их количество возросло до 481 рукописи и 38 печатных книг. Соловецкая библиотека превосходила собрание Троице-Сергиева монастыря, где в это же время было 469 книг. Параллельно с тем появлялись и другие экслибрисы: экслибрис Иоакова 1586 года и в XVII веке – экслибрис Сергея Шелонина.
Источник

raskol_3.jpg
Экслибрис Иоакова

raskol_4.jpg
Экслибрис Сергея Шелонина

Источник указывает:
«К началу XVII века монастырская библиотека настолько разрослась, что потребовала специального помещения, и в 1602 году в паперти Преображенского собора сооружается каменная палата для библиотеки.
Позднее книгохранилище переносится в помещение, примыкавшее к ризнице. В 1797 году эта палата была объединена с ризницей, а библиотека, насчитывавшая к этому времени около 4000 томов, переносится в сводчатую квадратную палату со сводами, которая находилась в первом ярусе новой колокольни. Последнее перемещение библиотеки относится к 1846 году, когда для нее построили над самой галереей специальное каменное помещение, примыкавшее к западной стене первого яруса колокольни (эта пристройка сохранилась до сих пор).
Книжные богатства соловецкой библиотеки грандиозны. Еще монастырская опись, произведенная в июне 1676 года, указывает 948 рукописных и 530 печатных книг, среди которых не только богословские сочинения, но и грамматики, космографии, хронографы. К 1835 году библиотека насчитывала уже 4606 томов.
В 1854 году в связи с угрозой неприятельского нападения на Соловки наиболее ценные книги соловецкой библиотеки вместе с другими монастырскими ценностями были эвакуированы в Антониев-Сийский монастырь на Северной Двине. В это время вновь открытое в Казанской духовной академии специальное “миссионерское отделение против раскола” обратилось в синод с просьбой о передаче 406 книг соловецкой библиотеки, наиболее важных для изучения раскола; с разрешения синода в Казань была переправлена вся эвакуированная часть соловецкой библиотеки (1513 томов рукописных и 83 тома старопечатных книг). А в сентябре 1858 года было принято решение об оставлении этих книг в Казани навсегда. Соловецкий монастырь лишился одного из своих величайших историко-культурных сокровищ».

Должен заметить, что наиболее ценные книги в библиотеке были дониконовского времени и не содержали никаких его изменений. Когда первые новообрядческие книги были присланы в монастырь, братия монастыря во главе с архимандритом Илией им воспротивилась. Я вновь воздержусь от собственного рассказа, а обращусь лучше к первоисточникам. Один из них – руки одного из великолепных историков митрополита Московского и Коломенского Макария (Булгакова), создавшего «Историю русской церкви». Этот поистине фундаментальный труд в несколько томов он начал создавать в 1857 году, но не дожил до его издания, а в написание остановился на второй половине XVII века. Короткая выдержка из написанного им по поводу принятия новопечатных книг в Соловецком монастыре.

Митрополит Макарий. О восстании против повопечатных книг:
«…Но мало того что отдельные иноки разных монастырей вооружались против новопечатных книг, против них восстал и целый монастырь Соловецкий. Настоятелем Соловецкого монастыря был тогда архимандрит Илия, который хотя лично присутствовал на Московском Соборе 1654 г. и подписался под решением его о необходимости исправления церковных книг, но в душе принадлежал к числу лиц, нимало не сочувствовавших соборному решению и крепко стоявших за старые книги. Это обнаружил он в следующем году, когда с особенною участливостию принял у себя в монастыре бежавшего из заточения протопопа Неронова, величая его страдальцем за истину и добрым воином, за что и подвергся временному запрещению от патриарха Никона.
Теперь Илии представился случай засвидетельствовать еще яснее и решительнее свою приверженность к партии Неронова. В 1657 г., 30 августа, прибыл в Холмогоры боярский сын Новгородского митрополита Макария Иван Малгин, развозивший по церквам и монастырям епархии новопечатные церковные книги, и передал здесь приказному старцу Соловецкого подворья Иосифу для отсылки в монастырь пятнадцать новых Служебников да три другие церковные книги, взяв за них 23 рубля 8 алтын и 3 деньги. В октябре старец переслал книги в Соловецкий монастырь, и архимандрит Илия, приняв их тайно «с своими советники» и не объявив никому, положил в казенную палату. Чрез несколько времени, однако ж, об этом узнали в монастыре, и братия начали говорить между собою: «Зачем нам не покажут присланных новых Служебников, не дадут даже посмотреть на них?» Архимандрит испугался, как бы не подвергнуться ответственности, и в наступившем 1658 г., на шестой неделе Великого поста, пригласив к себе всех попов своей обители, принудил их под страшными угрозами приложить свои руки к приговору, который сам же составил с своими советниками и в котором было написано, будто архимандрит по получении тех Служебников давал их своим попам, но попы служить по ним не согласились. Попы предлагали архимандриту, чтобы он сам начал, а за ним и они будут служить по новым Служебникам, но он и слышать о том не хотел, и попа Германа, который осмелился отслужить по новому Служебнику одну только литургию в приделе архидиакона Евфимия, дважды били за то плетьми».

Источник

Ну, вот, витиеватый путь моего рассказа вновь привел нас к началу – «… жил в Казани Афанасий Прокопьевич Щапов». И, естественно, заинтересовался он книгами Соловецкого монастыря. А благодаря этому интересу возник интерес к старообрядчеству вообще, которому посвятил Афанасий Прокопьевич свою диссертацию «Раскол старообрядчества».
Здесь важно понять, что деятельность созданного в Казанской духовной академии отдела по борьбе с расколом, естественно, базировалась на позиции господствующей церкви, следовательно, была ориентирована, прежде всего, на борьбу со старообрядчеством.
Точно также, и Афанасий Прокопьевич, начиная свои изыскания по теме раскола, исходил из той же позиции. Каково же, как я полагаю, было для Афанасия Прокопьевича его собственное открытие и заключение о том, что старообрядчество было не только (а может быть и не столько) религиозным, а прежде всего, социально-культурным движением. К этому же выводу приходит и Сергей Александрович Зеньковский, автор, безусловно, важнейшего для нас труда «История русского старообрядчества». Недаром он в скоей книге неоднократно обращается к работе Афанасия Прокопьевича, находя его суждения честными и непредвзятыми. По мнению Сергея Александровича, старообрядцы были первыми диссидентами в России.
Не следует забывать, что старообрядчество в России (оно и было исключительно русским явлением) возникло из Кружка ревнителей благочестия (боголюбцев) до прихода Никона к церковной власти и последующих его нововведений. Идеологом движения боголюбцев был Иван Неронов – личность удивительная и в какой-то мере неоцененная по достоинству. Входил в это движение и Никон – тем страшнее его предательство по отношению к сотоварищам во имя безмерно честолюбивых своих замыслов. Кстати, достаточно простых: стать России Третьим Римом, а важнее всего, чтобы при этом его рука (рука Никона) простерлась бы над всем миром православным. Отсюда и обрядность и книги церковные должны быть приведены к греческим (скажем так: «восточно-европейским») стандартам, иначе как же его примут как единого и неповторимого? Поэтому, по своему главному содержанию протестное движение боголюбцев, из которого и выросло все старообрядчество, никак не совмещалось с уникально тщеславными помыслами Никона.

Все эти события имели вполне определенную подоплеку: в церковной сфере назрело мощное расслоение на бедных и богатых. Это расслоение назревало веками. С одной стороны, приходские священники и протопопы, которые вели полунищенское существование, с другой — епископат, ведущий можно сказать роскошный образ жизни. Эти два духовных «сословия» практически не соприкасались. Епископат формировался из черного духовенства – монахов. Приходские священники (белое духовенство) вырастали из детей приходских священников.

С.А.Зеньковский:
Это «монашеское происхождение» епископата постепенно превращало его в изолированную от белого духовенства группу, не понимавшую нужд низшего клира и часто презиравшую своих менее образованных и гораздо более бедных и менее влиятельных собратьев из приходского духовенства… Когда же случайно дети приходского духовенства или мирян попадали в монастырские школы, как ученики и послушники, то монастырское руководство старалось удержать их в монастыре и постричь в монахи. Поэтому белое духовенство состояло из людей со знаниями полученными в приходах, вдали от монастырских культурных и образовательных возможностей. Эти приходские священники и диаконы нередко отличались низким культурным уровнем, а иногда и малограмотностью…
…Наоборот, среди епископата нередко встречались высокообразованные люди, способные писатели и ведущие культурные деятели того времени, как, например, архиепископ Геннадий Новгородский, митрополиты Даниил и Макарий и патриархи: Иона, Филарет и Никон.
Не только по образованию, но и по образу жизни и материальным возможностям, разница между белым духовенством и епископатом была огромна. Так как число епископских кафедр в Московской Руси было очень невелико, — всего лишь 11 в 1649 году, — то поэтому и некоторые епархии по своей территории были размеров больше самых крупных западноевропейских государств.
Естественно, при таких размерах епархий, связь епископа с приходским духовенством была очень слаба, а доходы епархиальных архиереев весьма значительны. Доходы епископата не ограничивались сбором одной десятой с доходов приходского духовенства, так как в руках епископов, кроме этого, было и значительное количество земель с епархиальными, «епископскими» крестьянами. Количество епископских земель и крепостных все время росло, и к концу семнадцатого века достигло колоссальной цифры — в 37 000 дворов, — с 440 000 «епископских крестьян» крепостных. Помимо доходов от имений и крестьян, находившихся непосредственно в ведении епархиального управления, епископы получали также значительную часть доходов от монастырских имений, которым принадлежало тоже очень значительное число крестьян. К концу семнадцатого века около 8 процентов всего населения России находилось под непосредственным управлением епископов и монастырей…
Даже епископы, стоявшие во главе таких небольших епархий, как Тверская или Ростовская, получали доходы не менее, чем от 1000 душ церковных крестьян. Они нередко содержали по сотням лошадей для обслуживания своего двора и епархиального управления. Некоторые из числа богатых епископов, как, например, сам патриарх или епископ Новгородский, жили богаче самых состоятельных русских аристократов и купцов Морозовых, Юсуповых и Строгановых. В то же время сельский священник существовал со своей большой семьей на какие-нибудь тридцать рублей в год и на небольшие доходы с церковной усадьбы; при этом он выплачивал 10 процентов из этих ничтожных доходов своему епископу.
Протопопы были теми же приходскими священниками, но были еще обязаны наблюдать за духовенством небольшого церковного округа с несколькими десятками приходов. Фактически их функции были епископско-административного характера, но без доходов, влияния и прав епископов. Население их почитало не меньше, чем самых епископов и, в девятнадцатом веке, крестьяне считали, что по своему сану протопопы значат не менее архиереев. Но материальное положение этих протопопов, хотя и было лучше положения простых деревенских батюшек, но значительно хуже по сравнению с финансовой обеспеченностью епископов. И при этом они так же, как и простые священники, целиком зависели от епархиального управления, в котором они сами не принимали никакого участия. Аппарат этого епископского епархиального управления фактически находился в руках профессиональных бюрократов из мирян, так называемых «патриарших и архиерейских дворян и детей боярских». Эти чиновники нередко вымогали последние крохи у приходского духовенства, брали со священников значительно больше, чем законные десять процентов приходского дохода, и постоянно требовали добавочных сборов за требы, особенно за свадьбы, крестины и похороны.
Только в середине семнадцатого века, когда боголюбцы получили поддержку при дворе государя, они, как представители приходского духовенства, смогли одержать на соборах 1649 и 1650 года победу над епископатом, да и то эта победа вскоре оказалась Пирровой победой. Выступая на соборе 1649 года, Вонифатьев сделал вызов всему епископату и епископской бюрократии, но не сформулировал самой основной мысли своих союзников-боголюбцев. За него это сделал несколько позже сам протопоп Иван Неронов, который уже в 1630 годах не побоялся потребовать от патриарха реформы церковных нравов. В своих письмах к царю Алексею Михайловичу Неронов настойчиво указывал на необходимость ввести в состав церковных соборов, как высшей инстанции управления русской церковью, представителей белого духовенства и мирян. Его требования не были революционными, но все же были и не вполне обычными для практики русской церкви».

В обсуждении фильма «Раскол» (после показа первых 10 серий), в котором, помимо одного автора сценария фильма Михаила Кураева, участвовали наместник московского Сретенского монастыря архимандрит Тихон, профессор, заведующий кафедрой церковной истории Московской духовной академии Алексей Святозарский, а также постоянный член Совета митрополии Русской православной старообрядческой церкви отец Леонтий Пименов. Протоиерей Леонтий Пименов – Благочинный приходов Подмосковья, представитель Орехово-Зуево, непревзойденный знаток знаменного пения.

Я бы, ссылаясь на авторитет и заключения Сергея Александровича Зеньковского, кое-что добавил к этому обсуждению.

С.А.Зеньковский:
«Когда в 1645 году Алексей Михайлович взошел на престол, ему еще не было и шестнадцати лет от роду и поэтому совсем не удивительно, что он попал под влияние близко стоявших к нему людей. Трое из этого ближайшего окружения царя имели на него особое влияние. Это был пожилой и умудренный опытом дядька царя боярин Морозов, царский духовник Стефан Вонифатьев и личный близкий друг юного Алексея молодой Федор Ртищев. Все трое были твердо преданными церкви и подлинно верующими людьми, для которых вера была частью их личной жизни и государственной деятельности и основы которой они всегда стремились претворить в жизнь».

Все трое, кстати, в фильме присутствуют. Окольничий, глава разных приказов Федор Ртищев в фильме, вероятно, во-многом соответствует своему историческому прототипу.
Но по поводу стольника, боярина и «дядьки» царя Алексея Михайловича Морозова Сергей Александрович Зеньковский пишет следующее:
«Морозов вошел в русскую историческую литературу, как суровый и малоразборчивый в средствах временщик, фаворит царя, по преимуществу старавшийся о своем личном обогащении. Более пристальное и внимательное изучение жизни и действий боярина, однако, показывает, что этот умелый правитель и успешный делец снискал нелюбовь своих современников вовсе не растратой или присвоением царской казны, а, именно, наоборот, защитой интересов государства от алчности придворного окружения и сильных людей Москвы. Его свержение в 1648 г., в результате бунта, происшедшего среди широких кругов московского населения, произошло, главным образом, из-за его попытки ввести новую более рациональную систему налогового обложения, которая била по карманам богатых людей. Кроме того Морозов не сочувствовал и дальнейшему усилению крепостного права. Во всяком случае, свергнув Морозова, его враги, во главе с князем Н. И. Одоевским, поспешили окончательно превратить крепостное право в систему вечной зависимости крестьян от помещиков, легализовав ее в составленном, под руководством Одоевского, новом кодексе законов, — «Уложении 1649 года». Сам же Морозов, хотя и был очень крупным землевладельцем и был требователен в отношении своих крестьян, тем не менее, всегда старался им помочь, и по его деловой переписке видно, что он заботился об их благополучии, помогал в хозяйстве, защищал от своих же, не в меру ретивых, управляющих и приказчиков, настаивал, чтобы они не работали по воскресеньям и регулярно ходили в церковь».
Может быть, и не стоило приписывать ему (Морозову) такие дурно пахнущие средства подавления бунта, как поджог Москвы?

Протопоп московского Благовещенского собора, духовник царя Стефан Вонифатьев действительно был и умным и скромным, но вовсе не безропотным и склонным к компромиссам. Именно Стефан выступил с предложением введения единогласия и начала полного литургического обновления России. Состав Собора 1649 года, на котором должно было рассматриваться это предложение, был тщательно подобран противниками боголюбцев, а Вонифатьев на него вообще не был приглашен. Тогда Стефан сам явился на Собор представлять интересы своих друзей.
Вот что пишет, анализируя первоисточники, С.А.Зеньковский:
«Вонифатьев, явившись во дворец, «на собор», заявил царю при патриархе, что в Московском государстве нет церкви Божией, а патриарха назвал … волком, а не пастырем; також называл … митрополитов, и архиереев, и епискупов… и весь освященный собор бранными словами… и волками и губителями… и патриарха и освященный собор бранил без чести…».
В-общем, сказал Стефан все, что о них думал, и разнес не хуже Аввакума. Ладно, царю от него не досталось… Патриарх и Собор весь оскорбились-обиделись и потребовали предать Стефана Вонифатьева суду. Но…

«…Царь не поддержал патриарха и епископат и не предал суду Стефана. Он чувствовал, что собор был неправ, и что его руководители выступили против единогласия главным образом ввиду личных и тактических соображений».
Ну, а про Ивана Неронова разговор должен быть особой. Слишком важен был этот человек как для боголюбцев, так и для старообрядческого движения позднее…

“Истоки раскола глазами историков”

комментариев 6

  1. Мокрушина Ольга 12 Сен 2011 в 7:34 ссылка на комментарий

    Володя, спасибо за рассказ, узнала новые неизвестные мне страницы истории про оборону Соловецкого монастыря. Жаль только что история нашего отечества постоянно подвергается различным передергиванию и искажениям, а в отношении раскола постоянному сокрытию его истинных причин, что и в наше время многие воспринимают старообрядцев как сектантов, забывая, да и попусту не зная его истории.

  2. Владимир 12 Сен 2011 в 12:08 ссылка на комментарий

    Да, Ольга, даже, когда думаешь, будто о чем-то знаешь, на поверку, оказывается – знаешь настолько мало и настолько поверхностно, что неловко за себя становится. Потом убеждаешься, что не один такой.
    Уже и не помню, когда и с кем у меня был разговор, в котором я Соловки упомянул, а собеседник мой меня и спрашивает: «а это чё, а это где?». Я сначала про себя в шок пришел от того, что человек о Соловках не слышал и не знает. Но позднее понял, что неправильно так реагировать. Каждый человек очень многого не знает.
    Вот вчера только мы с Галиной смотрели передачу про Свято-Троицкий Свирский монастырь, и это было для меня внове. Другое дело, важно, чтобы восприятие твое было открытым, а «ориентировочный рефлекс» — нормально развитым и не угасающим.
    Еще важнее непредвзятость. У меня переписка была с давней моей знакомой, в которой я упомянул однажды о блоге и адрес дал, хотя название блога не указал. Мне ответили, что да, конечно, очень интересно, обязательно посмотрю и т.д. А спустя совсем короткое время еще одно ее письмо пришло, вот такое: «Еще я про старообрядцев не читала!!». На этом наша переписка как-то сама собой и закончилась. Мне было обидно, что моя знакомая, которую я, безусловно, в умницах числил, так странно на старообрядцев отреагировала.
    А старообрядчество до сих пор еще полностью не понято и не оценено…

  3. Nathalie 13 Сен 2011 в 7:25 ссылка на комментарий

    Володя, спасибо, очень интересно и познавательно.
    Я о старообрядчестве мало читала, хотя знала, что Никон начал исправлять ошибки в церковных книгах, и не все с этим согласились, отсюда и пошел раскол. Но мне казалось, что должна быть и политическая подоплека — так оно и оказалось.
    Из художественной литературы наибольшее впечатление произвели рассказы Лескова — «Запечатленный ангел» и другие. Лесков, человек православный, с удивительной теплотой и пониманием пишет о старообрядцах, подавая в середине XIX века пример подлинной толерантности.
    Я вот о чем задумалась — ты пишешь, что старообрядцы были первыми диссидентами. Вроде бы и так. А, с другой стороны, они-то как раз оставались приверженцами старого порядка вещей. Дисссидент — это отступник. В том числе, и вероотступник. Тогда получается, что диссидентом был Никон. Или для него слишком лестно такое определение?
    Как у нас меняются оттенки слов и понятий! Изначально хулительное «диссидент» за годы советской власти приобрело положительно-героический смысл.

  4. Владимир 13 Сен 2011 в 13:06 ссылка на комментарий

    Уж, очень ты важный вопрос подняла, Наташа, поэтому я тебе постараюсь ответить последующей публикацией.

  5. Валерия 10 Окт 2011 в 11:23 ссылка на комментарий

    Абсолютно согласна с Вашим высказыванием:
    «Другое дело, важно, чтобы восприятие твое было открытым, а «ориентировочный рефлекс» — нормально развитым и не угасающим. Еще важнее непредвзятость.»
    Спасибо за эту публикацию.

  6. Владимир 12 Окт 2011 в 8:11 ссылка на комментарий

    Мне приятна, Валерия, Ваша солидарность. Рад, что публикация Вам понравилась.

Написать комментарий