Старообрядческое Подмосковье

Уничтожение богородской общины. Часть 2

Хронология трагедии
В первой половине XX века были расстреляны 14 жителей маленького сельца Богородское Куровского района Московской области. Часть следственных дел, в которых упоминаются эти люди – коллективные (от 7 до 14 человек) и связаны с другими населенными пунктами (Москва, Куровское, Устьяново, Ликино-Дулево) и их жителями. Некоторые члены семей репрессированных и их родственники, проживавшие в других населенных пунктах, также подверглись репрессиям и были расстреляны. В интернете есть множество сайтов, где можно получить краткую информацию об этих людях. Но практически нигде не сказано, что ВСЕ они без исключения были старообрядцами!

Сегодня сложно уже будет восстановить подробную хронологию репрессий в сельце Богородское. Можно обозначить несколько важных периодов:

Период революции и Гражданской войны

Управляющий фабриками Т.Д. «М.М.Исаев и сыновья» Кондрат Михайлович Исаев (верхний ряд, в темном кафтане и фуражке) со своей семьей и семьей тестя Михаила Ивановича Федосеева (сидит в центре). Фото 1912 года.

Иван Михайлович Исаев (брат Кондрата). Фото 1905 года

Наследники владельца фабрик Т.Д. «Ф.М.Исаев и наследники» – Федора Моисеевича Исаева. Фото начала XX века

Об этом времени нам мало что известно. Нет данных ни о погибших в эти годы старообрядцах, ни о происходивших процессах, оказывавших влияние на жизнь староверов. По косвенным сведениям, в то время проходил процесс национализации предприятий и раскулачивания. Хозяева фабрик превратились в арендаторов, но в основном остались в сельце.
Видимо, это время еще ждет своих исследователей.

Повторное раскулачивание в 1929 году

Дом Федора Моисеевича Исаева. На завалинке хозяин с сыном Никифором и внуками. Фото начала XXвека

Бывшие фабриканты и зажиточные крестьяне лишаются своего имущества и избирательных прав. Многие из них за оказание сопротивления изъятию имущества или за сокрытие чего-либо были арестованы и осуждены. Сроки были условными или небольшими.
В Богородском в это время были раскулачены дети фабрикантов Федора Моисеевича и Михаила Моисеевича Исаевых. Часть из них уехала в Москву, часть в Орехово-Зуево, часть в Шатуру. Незамужняя пожилая Феодосия Федоровна Исаева осталась в селе. Где-то в это время теряется связь семьи моего прадеда Кондрата Михайловича с его братьями Михаилом и Иваном Исаевыми, о судьбах которых ничего неизвестно, и двоюродными братьями – детьми Федора Моисеевича Исаева.

Первая волна репрессий 1929-30 гг.
Начинаются аресты старообрядцев по вымышленным обвинениям. В эти годы были арестованы родившиеся в Богородском и проживавшие в том момент в Москве Исаев Иван Никифорович и братья Ивановы. Подозрительным показалось то, что они периодически собирались в кругу бывших купцов и зажиточных крестьян ( 15 человек) и высказывали свое отношение к советской власти. В обвинении значится «участие в старообрядческой контрреволюционной организации». Младшие осужденные получили сроки в лагерях (от 3-х до 10 лет), старшие были расстреляны.

Создается ощущение, что в это время была сделана своеобразная «проба пера», показавшая эффективность советской бюрократической машины, и ее способность в сжатые сроки проводить масштабные, но практически незаметные для основной массы населения, карательные операции.
В этот же период были арестованы и по решению суда высланы на Кузнецкстрой старообрядцы-лушканцы (потом им разрешили вернуться и проживать в Егорьевском районе).

Иван Никифорович Исаев (внук Федора Моисеевича). Фото конца 20-х годов XX века

Диакон Ферапонт Тимофеевич Лазарев, арестованный вместе с Иваном Никифоровичем по обвинению в участии в деятельности московской «старообрядческой контрреволюционной организации» и расстрелянный в 1931 году

Вторая волна репрессий 1937-38 годов (Большой террор)
В Богородском этот период начался с тех же самых лушканцев, беглопоповского старообрядческого согласия, которое в условиях полного отсутствия беглых священнослужителей в гуслицких селениях превратилось в беспоповское*. Репрессиям подверглись семьи Сошниковых, Смирновых, Калининых. Лушканцы сохранили бóльшую неотмирность, чем старообрядцы Белокриницкой иерархии. Они не признавали паспортов, не вступали в колхоз, вели единоличное хозяйство и периодически собирались для совершения богослужений в домах начетчиков. Причем, их единоверцы приезжали и из весьма отдаленных мест, а службы проходили ночью.
Подобные автономно развивающиеся и максимально независимые от мирских процессов общины стояли на пути создания унифицированного, понятного и управляемого стандартизированными процедурами индустриального общества СССР. К тому моменту жизни отдельных и непохожих друг для друга людей, их судьбы, их Вера, их печали и радости уже были сведены к нескольким стандартным и сухим графам в бюрократических документах. И разница в убийстве одного человека и убийстве миллионов была переведена из области морали в область статистики. Благодаря выстроенной Сталиным системе управления можно было в сжатые сроки организовать и эффективно вести строительство заводов-гигантов и моногородов. Но также эффективно и в сжатые сроки (стоит напомнить, что самые масштабные в истории человечества репрессии, известные как «Большой террор» и унесшие рекордное количество жизней, длились всего 2 года) можно было отследить, изолировать и уничтожить целые слои и группы населения. Причем, признаки массового отбора и отсева можно было задавать с большой точностью промышленного измерительного прибора, а сам процесс «изъятия» и уничтожения огромных масс, людей сделать индивидуальным и максимально незаметным для окружающих.
С лушканцами Богородского расправились быстро – несколько допросов в один день и приговор…
Дальше на повестке встал вопрос о наличии в сельце целой группы начетчиков Белокриницкой иерархии, являвшихся наиболее авторитетными и уважаемыми жителями Богородского.

Кабанов Никита Григорьевич с сыном Перфилом. Фото начала XX века

В условиях неэффективного колхозного производства, периодических неурожаев, роста негативных настроений среди колхозников само наличие в селе ярких представителей старообрядческой альтернативы, демонстрирующих всей своей жизнью эффективность и привлекательность духовных ценностей, угрожало управляемости и лояльности всего сельского поселения.

Братья Исаевы: Александр, Иван, Дмитрий Кондратьевичи (нижний ряд и крайний справа в верхнем), Григорий и Александр Ивановичи (верхний ряд слева). Фото 1925 года

Параллельно с этим власти вспомнили о детях богородских фабрикантов, которые также заняли весьма достойное место в новом советском обществе и начинали пользоваться все большим авторитетом среди своих коллег. Были репрессированы внуки и дети фабрикантов Михаила (Иван и Михаил) и Федора Исаевых (Феодосия Федоровна и Иван Никифорович Исаевы, Сергей и Клавдия Трегубовы), их родственники из семей фабрикантов Трегубовых, Ешковых и др. Классовые дела были более «разветвленные», чем религиозные. Волна террора шла по родственным генеалогическим переплетениям, хозяйственным и дружеским связям, пробираясь в отдаленные, глухие места в поиске жертв.
Сейчас, вновь открывая эту зловещую паутину террора, понимаешь, как же тесно были переплетены старообрядческие купеческие фамилии, и какой обширной была география их хозяйственных связей!
В это же время был расстрелян родившийся в Богородском старообрядческий священник о. Василий, служивший в храме в селе Устьяново, и родившийся в Богородском Игнатий Хахаев, осужденный вместе с о. Архипом Азарновым из Куровского (коллективное дело 15 человек).

Необычные «осужденные».

Но помимо этих людей в следственных делах жителей Богородского (точнее, в деле богородских начетчиков) упоминаются еще несколько десятков весьма необычных «осужденных». И о них нужно сказать особо.

Эти осужденные – КНИГИ!

Гуслицкая рукописная книга

В «Описи отобранных предметов» у осужденной Феодосии Федоровны Исаевой значатся «в доме, книг религиозных: больших 2 шт. и малых 15 шт.». В таком же примерно количестве были изъяты книги и у других шести богородских начетчиков.
По всей вероятности, отобранные и «осужденные» книги также были уничтожены.
Получается, что дело П-61670 в ГАРФ рассказывает нам не только о гибели старообрядцев, но и о факте уничтожения целой старообрядческой библиотеки (не менее 140 книг). Или, по крайней мере, значительной ее части (часть книг была сохранена родственниками репрессированных).
На этом моменте мне хочется особо акцентировать внимание читателей.
Как уже было отмечено в предыдущей статье, старообрядческая «книга — богослужебная, богословская, полемическая, историческая, становилась центром самоорганизации» общин защитников древлего благочестия, являлась основой старообрядческого социума, залогом ее идентичности и продолжения в истории.
Нелишним будет сказать здесь несколько слов собственно о гуслицких книгах, да и о самих Гуслицах, центром которых одно время и было сельцо Богородское, об их истории и значении для всего старообрядческого движения.

Другое Подмосковье
Подмосковье, в нашем представлении сегодня, это большая техническая зона вокруг Москвы, со множеством строек, безликих городов и мрачных трудяг, набивающихся по утрам в следующие в Москву электрички. Это умирающие деревни, заселяемые дачниками, меняющими их облик до неузнаваемости. Это множество безвкусной и пошлой рекламы на баннерах, беспорядок, неустроенность и сильно искореженная производством, свалками и строительством мещерская природа.

Но совсем недавно, каких-то один-два века назад на юго-востоке Московской губернии существовало совершенно Другое Подмосковье – один из самых значимых духовных и культурных центров древлеправославных христиан – Гуслицы. Эта местность являлась своеобразным свидетельством существования параллельной истории России, России, сохранившей древлее благочестие, национальную культуру, внутреннюю свободу и крепкие общинно-хозяйственные взаимосвязи.
Впервые о Гуслицкой земле упоминается в духовной грамоте Московского князя Ивана Калиты, написанной им перед отъездом в Золотую Орду в 1327 году. Есть упоминание и в завещании Дмитрия Донского, по которому Гуслица досталась сыну Петру вместе с Рогожею (село Рогожи в 1871г. переименовано в город Богородск, ныне город Ногинск, а предыдущее название послужило наименованию известного Рогожского кладбища в Москве), Загарьем и Вохной (ныне город Павловский Посад).
В XIV веке Гуслицей назывались все поселения по рекам Гуслица, Вольная, Понорь и большая часть селений по рекам Нерская и Десна.

Но по-настоящему славная история этого края начинается со времени Раскола и начала гонений на старообрядцев.

Василий Перов: СвященникНикита Добрынин. Спор о вере («прения о вере» 5 июля 1682 года в Грановитой палате в присутствии Патриарха Иоакима и царевны Софьи). 1880—1881 годыВ конце XVII века после стрелецких бунтов в непроходимые Гуслицкие леса и болота бежали гонимые защитники древлего благочестия – стрельцы и бояре.

В.И. Суриков: Утро стрелецкой казни, 1881 г.**

Так получилось по Божьему Промыслу, что не так далеко от престольного града оказалась столь же недоступная для царских карательных экспедиций местность, что и на окраинах страны: на Выгу, Дону, Керженце, Ветке, в скитах Заволжья и в Стародубье, и в сибирской тайге.
В старых книгах деревня Барская рядом с нынешним Давыдовым именовалась Боярская, а в дневнике игумена скита «Иосиф на камне» (недалеко от Мисцева) было написано: «Род гусляков древен и славен бысть, повелся он от непокорных бояр и стрельцов».

Гуслицкая волость, просуществовавшая несколько веков, была упразднена в конце XVIII века. В 1781 году было введено новое административное деление России, и часть деревень Гуслиц вошла в созданный Богородский уезд Московской губернии.
После ликвидации волости как административной единицы название «Гуслицы» сохранилось благодаря старообрядцам, почти сплошь населявшим край и создавшим здесь самобытную культуру. Местные староверы были известны жителям окрестных местностей и всей России как гусляки.

М.В. Нестеров: На горах. 1896 г.

Долгое время административным центром Гуслицкой волости было сельцо Богородское Дороховской волости (сегодня Куровской район Московской области). Сельцо Богородское было основано на берегу речки Вольная князем Владимиром Андреевичем Старицким по приказу царя Ивана Грозного в середине XVI века (1548-1568 гг.). Ходит легенда, что в тех местах проходила Богородица, а где присаживалась отдохнуть, начинал бить источник. Так образовалось три источника в Малькове, Богородском и Степановке, (расположенные приблизительно на одной линии, если смотреть по карте). И название сельца, скорее всего, связано с этой легендой.

Старообрядческая Палестина.
Благодаря книге историка-краеведа В.С. Лизунова за Гуслицей закрепилось весьма точное и емкое название – Старообрядческая Палестина. И для подобного, как говорят в наше время, «позиционирования» есть весьма веские основания.
По мнению научного сотрудника музея истории МГУ Елены Александровной Агеевой «Гуслица являлась вторым по значимости после Выголексинского общежительства старообрядческим книгописным центром».
«В конце XVIII–XIX веков по всей России и в зарубежных старообрядческих общинах использовались гуслицкие певческие рукописные книги. Они отличаются ярким пышным орнаментом, совмещающим русское узорочье и элементы европейского барокко, орнамент исполнен в многообразии оттенков синих, красных, зеленых и желтых тонов или с золотом, с изображениями птичек. Известными центрами переписки были Беливо, Панарино (Понарино), Мисцево, Петрушино, Заполицы и Заволинья. Рукописи редко подписывались авторами». (Е.А.Агеева.«Гуслица»).

Рожество Христово с пр. Дием и Евдокией на полях, Гуслицы XIX век

Сегодня мы можем оценить лишь внешний аспект Гуслицкой книжной культуры, можем восторгаться гуслицким орнаментом и сравнивать его с орнаментами других книгописных центров. Мы можем только догадываться о подлинном значении гуслицких книг и об их функциональной роли в жизни старообрядческих общин.
Сейчас нам трудно осознать и даже представить, что среди гусляков и вообще старообрядцев могло существовать уникальное, совершенно не похожее на современное, отношение к книге и уникальная, утерянная сегодня книжная культура, внутри которой божественная книга буквально оживала, начинала дышать и все глубже наполнять собой повседневную жизнь общины и внутриобщинные отношения. Опыт святых отцов, поучения древних подвижников, решения древних Соборов, эпизоды из жизни и судьбы святых переставали быть лишь «преданьем старины глубокой» и начинали восприниматься общиной и отдельными старообрядцами как часть собственного жизненного опыта. Многие исследователи очень точно подметили, что протопоп Аввакум зачастую начинает ссылку на тот или иной факт из жития святых словами: «помнишь», словно речь идет не о прочитанном, а о реально пережитом, личном опыте. Но мало кто из исследователей обратил внимание на то, что этот факт является не просто отличительной чертой отдельного автора, а общестарообрядческим явлением, ярко иллюстрирующим уникальную книжную культуру защитников древлего благочестия.
Елена Александровна Агеева также приводит свидетельства ХIХ века о том, что «многие пожилые люди могут вести спокойный диалектический спор об отличиях своего учения…», а старожилы окрестностей рассказывали: «гусляки – они все как священники были».

Гуслицкие начетчики славились на всю страну. Благодаря этому Гуслица постепенно стала одним из центров подготовки старообрядческих священников для всей России.
Но, к сожалению, сегодня мы уже не можем окунуться в тот необычный мир старообрядческой общины, мир, построенный на уникальной и неповторимой книжной культуре. Мы можем благодаря воспоминаниям старожилов и статистическим данным оценить «материальные» результаты, которые давала подобная книжная организация:
В работе «Старообрядческая палестина» В.С. Лизунов приводит примеры из многочисленных литературных источников, как гусляки добивались почти поголовной грамотности ещё в те далёкие годы:
«…обучение организовывали в скитах. Там же действовали канцелярии, в которых переписчики производили точную копировку древних книг, изданных при пяти первых русских патриархах».
Существовали «подвижные школы». Учитель, старец с необходимыми учебниками, переходил из одной деревни в другую. Сохранились воспоминания о келейницах, одиноких женщинах, занимающихся исключительно обучением деревенских детей грамоте и чтением канонов.
Так борьба за чистоту древлеправославной, старообрядческой веры поддерживала в крае довольно высокий уровень грамотности».
Переписчики книг и начетчики, отвечающие за сохранение, глубокое изучение, защиту и передачу Веры другим поколениям, становились «центральными духовными лицами» старообрядческой общины, проводниками, которые открывали для членов общины таинственный мир древлего благочестия, мир, в котором переставали действовать пространственные и временные законы.

Бабушки-сторожилы сельца Богородского еще сохранили детские воспоминания об арестованных начетчиках (в середине 20 века их звали «книжниками» или «монахами»): статные, высокие, с большими бородами и красивыми голосами. Как они пели!..

Богородский начетчик Зот Петрович Хахаев с женой и дочкой незадолго до ареста в 1938 году. В марте 1938 года они были расстреляны. Узкий путь в чудесный мир, в загадочную старообрядческую Атлантиду был потерян

Автор выражает благодарность за помощь в подготовке цикла статей: родным и близким репрессированных богородцев и жителям села: Е.Л. Исаевой (+1990), Е.А. Исаеву, М.А. Исаеву (+2013), А.И. Исаеву, А.Н. Пименовой, Е. Поляковой, О. Бичаговой, Н.Н. Мерзликиной, С.В. Мозалеву, Е. Евтеевой, краеведам М.Е. Рыбину, Евгению Голоднову, Николаю Калинину, сотрудникам Государственного Архива Российской Федерации, а также Глебу Чистякову, Олегу Хохлову и Мелитине Макаровской.

Примечания:
* В словаре Брокгауза и Ефрона: «Когда указом 26 марта 1822 г. поповцам было дозволено иметь у себя беглых попов под условием, чтобы эти последние вели в своих раскольнических приходах метрики, подобно тому, как это делается у православных, и когда вся поповщина охотно приняла этот указ к исполнению, лужковские поповцы его не приняли и продолжали учить, что только священство тайное, действующее независимо от властей гражданских и церковных, какое существовало у поповцев дотоле, есть священство истинное; вместе с тем они отказались ввести у себя метрические книги. Когда указ 1822 г. был отменен, число последователей Л. согласия уменьшилось, но и доселе лужковцы признают только тайное, бегствующее священство и, отделяясь от других поповщинских толков, принимают из них в свое согласие не иначе, как по особому чину, в качестве внешних и чуждых им. Они считают ересью принесение на проскомидии особой просфоры за царя».
В словаре С.Г. Вургафта, И.А.Ушакова: «Однако лужковцы в подмосковных Гуслицах, оставшись без священников, превратились в беспоповцев. Они до сих пор встречаются в Орехово-Зуевском, Вознесенском, Павлово-Посадском районах и прямо называют себя беспоповцами, хотя сохраняют предания об «истинных» священниках перв. пол. 19 в. Местное их прозвище — «лужкены». Они обращаются для венчания в новообрядческую церковь, но крестят детей и погребают умерших сами. Новых членов из новообрядческой церкви принимают т. н. третьим чином, т.е. через отречение от ересей».
**Ходит легенда, что ещё работая над картиной, Суриков мелом набросал на почти готовом холсте несколько фигур уже повешенных стрельцов. В этот момент в мастерскую, с каким-то поручением, вошла одна из служанок художника, пожилая крестьянская женщина. Увидев на картине повешенных, она вскрикнула и упала в обморок. Женщину долго не могли привести в чувство. Поняв, какое сильное эмоциональное впечатление производит на людей его картина, художник отказался от мысли изобразить на картине уже казненных людей.